| |
ой говорит, что у него в Приамурье тоже и горячие
источники, и грязи, и воды, а на юге края роскошные морские купания.
Шли под скалами на японской лодке. Ветер дугой выгибал
четырехугольный парус со знаком на полотнище.
— А где, по-вашему, интересней женщины? — спросил Алексей.
— Женщины? — встрепенулся барон и слегка разрумянился.
Старик полицейский, сидя на корме, долго что-то говорил переводчику.
Вечером, когда остановились на ночлег, Татноскэ объяснил офицерам,
что мецке первый раз в жизни видел, что целуются мужчины, и очень удивлен.
Татноскэ пояснил, что у японцев это не принято. И даже нет слова
«целоваться».
— А что же говорят в таких случаях, когда целуются с женщинами?
— Это... у нас говорят... «сосать губы», и больше ничего... И мужчины
между собой никогда так не делают, — сказал по-голландски переводчик.
— Как это по-японски? — спросил Алексей Николаевич.
Он записал ответ переводчика.
Глава 18
ПЕРЕГОВОРЫ В ХРАМЕ ГЁКУСЭНДИ
Эпоха Эдо — пора процветания и наслаждений. Общество в столице
непрерывно развлекается. Границы страны недоступны для варваров, и это
главное условие вечного праздника аристократов и равновесия сословий.
Народ, добывающий рис, пребывает в совершенном повиновении. Восстания
крестьян подавляются быстро и беспощадно.
Крестьянская душа оценивается по стоимости риса, потребного для ее
прокормления. Величие и богатство князей исчисляются не числом
крестьянских душ, а весом риса, идущего на прокорм подданных всех рангов,
воинов и прислужников. Жалованье самураев и заработки чиновников
исчисляются рисом. Даже степень силы власти и богатства самого сиогуна
известна по количеству риса, расходуемого на содержание аппарата власти и
войск. Это, конечно, тайна, которую, однако, многие знают. Очень
бюрократически и вульгарно судить так обо всех, от мала до велика, но так
принято, что поделаешь! Плата за государственную службу тоже исчисляется
рисом, точнее — соломенными мешками с рисом. Рыба, водка, специи и морская
снедь — особая стать, на нее и счет особый, и цена, и каждый, сообразно с
положением, добывает их по-своему.
За последнее время появились очень невидные, но сильные и влиятельные
личности, по закону считающиеся совершенно бесправными и презираемыми
торговцами или просто скромными крестьянами, рыбаками. Есть среди них без
фамилий люди.
Князь Мурагаки Авадзи но ками, представляющий правительству картину
состояния японских интересов в айнском народе на севере, изучающий там
географию, этнографию, политику и мореплавание, одновременно процветает и
на юге, и в столице, и по службе, и в командировках. Но не потому, что
получает мешки с рисом за службу правительству, и не потому, что все
хозяйство посольства у него на руках. Он принимает участие в торговле с
купцами, и дела его многообразны.
Недовольные положением в стране, образованные молодые люди,
получавшие сведения об европейских науках, до сих пор уничтожались, если
их знания не служили процветанию высшего общества и если их подозревали в
шатании основ. Не менее строго обходились с мрачными крамольниками из
старых князей.
Изнеженные дети высших чиновников становились похожими на изнеженных
и ослабленных детей вельмож. Это заботит Саэмона но джо. Привычка общества
к праздности и удовольствиям перенималась в семьях тех высших чиновников,
которые, выйдя не из родовой знати, оставались всю жизнь при правительстве
и считались охранителями общества.
Но такие чиновники, как управитель финансов государства и глава его
пограничной охраны Кавадзи Саэмон но джо, как высший из высших охранителей
безопасности Матсумото Чуробэ, держали себя в состоянии вечной готовности
и напряжения, а народ — в повиновении. Они решали дела государства, думая
за своих повелителей.
Но и они умеют пожить в свое удовольствие. И эти чиновники,
составлявшие как бы фундамент государственной власти, усваивали манеры
поведения аристократов и при случае не отказывали себе в удовольствиях
после тяжких трудов.
Эдоским вельможам в таком глухом, да к тому же еще и разрушенном
захолустье, как Симода, дни напролет приходилось требовать с людей, учить
их, заставлять, и наказывать, и все время работать!
Но на досуге в храме, где жили Старик и Каку, как за его спиной с
ласковой иронией называли министра финансов Кавадзи, составлялось приятное
общество серьезных людей, любивших повеселиться. Присутствие умных и
значительных, но находившихся в подчинении у послов второстепенных
чиновников, объединявшихся дружественно и по долг
|
|