начальства. Целомудрен и  не
дозволит никогда посягнуть на честь женщины. Хорошо бы  показать  японцам,
как в бою не жалеет себя и умирает  одиночкой  или  вместе  со  всеми  без
страха!
     Бывало, матросы, раздевшись догола, прыгали с русленей в море,  прямо
в холодную по здешним понятиям воду, подолгу плавали вразмашку и как ни  в
чем не бывало влезали обратно на палубу. Японцы смотрели на  все.  Они  на
все и всегда смотрят, словно изучают и  хотят  перенять.  Удали  нашей  не
страшатся, а как бы сочувствуют. И вот теперь этих-то богатырей видят  они
в грозном строю с ружьями на плечах.
     Сам-то Путятин знает, что там, откуда эти богатыри  набраны,  не  все
люди таковы. Народ  наш —  разномастен,  как  нива,  побитая  градом.  Эти
выбраны для дальнейшего плавания, взяты лучшие. А японцы удивляются, что у
нас за народ!
     Отряды воинов ожидали гостей у  храма  Фукусэнди.  Все  ближе  гремел
марш. Прибежал полицейский чиновник и скрылся в храме.
     — Вчера  говорили,  что  делегация  будет  состоять  из  посла,  пяти
офицеров и двух солдат. А пришло шестьдесят человек. И много в рядах ружей
со штыками... —  взволнованно  сообщал  он  ожидавшим  русское  посольство
высшим чиновникам.
     Пришел второй полицейский офицер и доложил, что Путятин остановился в
храме Риосэнди, который отведен ему для отдыха, и пил там чай с офицерами.
А все свои войска и оркестр отослал обратно на корабль.
     Еще один согнувшийся полицейский офицер доложил, что Путятин с шестью
офицерами и двумя солдатами идет в храм Фукусэнди и без всякой  дисциплины
разговаривает со своими спутниками.
     Ворота храма Фукусэнди украшены шелковым занавесом цвета семьи Окубо.
В храме, у входа из шелковых  занавесей  цвета  семьи  Мурагаки,  устроены
лиловые шуршащие сени.
     Накамура  Тамея  в  пестрых,  как  огни,  халатах  и   в   длиннейших
четырехугольных штанах, которые кажутся накрахмаленными, встречал адмирала
и его спутников.
     Занавеси открылись, и Путятин увидел своих старых знакомцев Тсутсуя и
Кавадзи с многочисленной свитой. Все японские послы встали  и  поклонились
ему. Растворены окна и двери, и в храме  розовый  свет.  Путятин  протянул
руку. Кавадзи пожал ее, и Путятин  пожал  руку  японского  посла  еще  раз
горячей. Они встретились взглядами, и глаза Кавадзи Саэмона но джо, широко
открытые  как  всегда,  несли  отблески  странной  печали   или   какой-то
обреченности.
     Евфимий  Васильевич  понял   без   слов.   Кавадзи   своим   взглядом
предупреждал его. При всем умении владеть собой он не  мог  или  не  хотел
что-то скрыть. Что-то нелегкое и неприятное ожидало  Евфимия  Васильевича.
Чутье не обмануло его.
     Тсутсуй Хизен но ками сказал, что ему  очень  приятно  встретиться  с
послом Путятиным. Спросили о здоровье друг друга и  дружески  кланялись  и
улыбались.  Путятин  и  Кавадзи  также  обменялись  любезностями.  Тсутсуй
представил Путятину двух губернаторов — Мимасаку но ками и Суруга но ками.
     Чуробэ сам сказал, что он назначен на место Арао но ками, который был
О о-мецке во время переговоров в Нагасаки.
     — А теперь Иесабуро Арао но ками находится у меня в  подчинении, —  с
совершенно холодным лицом добавил Чуробэ.
     Путятин, обращаясь к ученому Кога Кинидзиро, сказал:
     — С вами давно не виделись и очень рады встретиться.
     Кога ответил с приличной  сдержанностью,  что  он  очень  рад  видеть
адмирала в добром здравии, снова прибывшим на новом большом корабле.
     — Морской капитан первого ранга Посьет и начальник  корабля,  капитан
первого  ранга   Лесовский,   являются   членами   посольства, —   перевел
Гошкевич. — Лейтенант Пещуров — адъютант адмирала.
     Кавадзи сказал, что рад видеть Пещурова. Он любил  этого  молодого  и
самого красивого из офицеров русского корабля. Кавадзи вырос не  в  родной
семье. У японцев есть обычай отдавать детей в другие  семьи.  Кавадзи  был
искренен, когда в порыве  чувства  сказал  однажды  в  Нагасаки  Пещурову:
«Будьте моим сыном».
     Кога высок, с длинным  тяжелым  лицом.  Маленькие  глазки  странно  и
как-то неблагожелательно щурятся, словно Кога подслеповат. Сморщенный  лоб
с недоуменно поднятыми бровями, словно  академик  еще  не  разобрался  как
следует во всем, что происходит вокруг.
     Кога —  знаток  философии,  истории,  литературы,  китайского  языка.
Говорят, что он знает всего Конфуция.  Сущность  происходящих  событий  он
сверяет с подобными событиями в истории, находя в каждом случае подходящий
прецедент.  Гошкевич  уверяет,  что  он  из  учреждения   Хаяси,   который
подписывал договор с Америкой, и что его дело — помогать посольству ученой
аргументацией. Судя по такому составу посольства, первый  министр  сиогуна
собрал тут представителей всех политических направлений. Гошкевич твердит,
что переговорам с Россией в стране придается гораздо большее значение, чем
переговорам с Америкой.
     Конечно, как полагал  адмирал,  англичане  в  Нагасаки  не  могли  не
попытаться вбить клин между Россией и Японией. Чем могли пугать?  Да  тем,
что Россия хочет завоевать Турцию, ее надо бояться и японцам. Да еще самые
плохие  рекомендации  о  государственно