|
мажную ширму и увидел Посьета среди
толпы чиновников и слуг.
— Кавадзи-сама! Кавадзи-сама! — требовал огромный Посьет, весь в
золотых пуговицах, показывая на храм. — Понимаете меня? Понимаете меня? —
спрашивал он по-японски.
Накамура прибежал и, сжимая огромные кулаки и выпучив маленькие
глаза, сказал, что Посьет просит разрешения войти.
— В таком месте, где мы спим под футоном, и принимать иностранцев! Ни
в коем случае, — отвечал Кавадзи.
Накамура схватил толстый голландский словарь и убежал.
«Уж этого мы никак не предполагали!» — подумал Саэмон и на всякий
случай велел подать официальный халат с гербами.
Посьет все-таки пробился в храм. Разговор с ним начался в маленькой
комнате.
Кавадзи поборол смущение и взял себя в руки. Приходилось привыкать к
варварским поступкам.
Накамура Тамея нашелся и повел Посьета и явившихся с ним офицеров
посмотреть храм, предназначенный для первой встречи. Кавадзи смог
вздохнуть спокойно.
У ворот поставили вооруженных караульных.
На другой день несколько раз русские офицеры подходили к воротам
храма. На террасе сидел Кавадзи в халате с гербами. Офицеры вытягивались и
отдавали честь. Саэмон но джо отвечал: «Хорошо, хорошо» — и кивал головой.
Офицеры, видя, что их не пускают, уходили.
— Переговоры еще не начинались, — заявил Кавадзи губернатору
Симода. — А русские откуда-то все узнали. Явился ко мне Посьет! Это
нахально. Без хаори, в домашней одежде, я не могу его принимать. Сейчас
они так поступают, а что же будет через десять лет. Это безобразие.
Совершенно нет у вас порядка.
На следующий день Посьет опять пришел. Часовой не пускал его к
Саэмону но джо. Посьет наступал на него шаг за шагом и наконец вошел в
храм. Он сказал, что очень рад видеть Саэмона но джо. Путятин просит
ускорить начало переговоров. Идет война, и ждать нельзя, надо скорей
закончить дела и возвращаться в Россию.
— Мы ждем прибытия Чуробэ, — сказал откровенно Кавадзи.
— Как же вы ждете мецке? Он прибыл!
— Нет.
— Нет, прибыл. Мы только что подходили к гостинице и там читали
выставленный список жильцов. Написано, что живет Матсумото Чуробэ!
Вот они до чего додумались! Нашли, где висит табличка в гостинице. А
наше первое заседание с участием мецке назначено только на завтра!
— Почему пропустили его? — допрашивал Кавадзи провинившегося самурая.
— Ничего не мог сделать. Он такой высокий, что пришел и воткнулся
прямо из ворот в комнату.
Прибежал гонец с запиской от губернатора. Сообщалось, что трое
русских вырезали себе ножами тросточки в бамбуковой роще, вероятно, чтоб
разгонять собак. Кто-то из них стрелял за городом.
На заседание собрались на другой день.
Старик начал с того, что четыре английских корабля находятся в
Нагасаки. Они пришли туда, получив от своего посла в Гонконге приказание
напасть на русский корабль. У Путятина все приведено в боевую готовность.
«Как мы будем отвечать, когда русские спросят, какое обо всем этом наше
мнение? Русские дружественны нам. Но, по сообщениям из Нагасаки, англичане
придут сюда. У них на кораблях взяты с собой самые храбрые войска, которые
носят красные мундиры. Те самые, что сражались в Китае».
Докладывал Накамура Тамея. Чтобы не тянуть дела, морской генерал
Путятин сам придет на берег. Он придает этому большое значение. Важно,
чтобы был заключен хороший договор. Прежде он требовал, чтобы послы
приехали к нему на судно, но теперь от этого отказался, чтобы не
затягивать до бесконечности переговоры о церемониях. Он требует, чтобы ему
отведен был дом или гостиница для отдыха и для ночлега. Только после
отдыха он пойдет в храм, где должна состояться первая встреча.
Кога Кинидзиро не пришел на это заседание. Знаменитый ученый,
кажется, недоволен или хочет показать, что недоволен, что русским
разрешили устроить баню на острове. Но на самом деле ссориться с Кавадзи
он не хочет. Разве в бане дело! Кога считает Кавадзи умным человеком и
полагает, что по возможности от борьбы с ним надо уклоняться. Не дело
ученых лезть в спор, который, как он знает, начнется из-за квартиры. Кога
сообщил, что нездоров, что у него сильные боли в голове.
— Так русские хотят, — заявил Старик, — чтобы им для отдыха дали храм
Риосэнди.
Урагский губернатор при этих словах зло сверкнул глазами. Всем
известно, что в храме Риосэнди живет он — Исава Мимасаку но ками.
— Ради эбису нельзя переселяться! — резко сказал Исава.
Чуробэ степенно молчал.
— Хотя это и не для американских эбису, но уступить надо и придется
потревожиться! — сказал Кавадзи.
— При чем тут американцы? — воскликнул губернатор Симода.
— Ни для каких эбису переселяться нельзя! — рассердился губернатор из
Урага.
— Американский прием был в лучшем храме города, — сказал Тсутсуй, — а
вы его заняли. Если мы сделаем прием русских в менее богатом храме, это
бу
|
|