Вверх от берега идет  ровная  широкая  улица.  На  ней  не  видно  ни
магазинов, ни богатых домов, ни лачуг.  Обе  стороны  затянуты  полосатыми
материями, полосами  вдоль,  на  всю  длину  квартала.  Гошкевич  объяснил
офицерам, что это знак вежливости: весь город как бы при параде, и  что  в
таких случаях японцы стараются  скрыть  неприятную  для  посторонних  глаз
бытовую сторону жизни.
     — Словом, как в чистой горнице! — сказал Сибирцев.
     Матрос Маслов несет знамя адмирала. За ним шагают  юнкера.  Маршируют
усатые гиганты с  ружьями  на  плечах,  сверкают  медные  трубы  оркестра.
Впереди почетный караул японских рыцарей в лакированных конических шляпах.
Другой отряд воинов, завершая шествие, марширует сзади. Японцы держат ногу
в такт музыке. Вид такой, что они ведут русских  под  конвоем.  Они  идут,
торжественно и как бы победно подымая свои значки и знамена. Заметно,  что
они готовились, может быть, копируют американцев,  которые  маршировали  у
них здесь по улицам.
     Шествие остановилось около здания с низкими деревянными стенами  и  с
высокими крышами из черепицы. Ворота  и  забор  тоже  под  черепицей,  она
искусно уложена и походит на трубы из толстого  бамбука.  Это,  видимо,  и
есть Управление Западных Приемов, построенное в Хакодате с тех пор, как по
договору с американцами порт готовили к открытию международной торговли.
     В первой комнате у стен сидели ряды чиновников. В  следующей  комнате
адмирала и офицеров встретил почтенный седой господин,  которого  поначалу
русские приняли за губернатора. Кичибе сразу же почтительно повалился  ниц
и стал ползать между адмиралом и старшим чиновником, переводя их разговор.
Словом, тут все было, как прежде  в  Нагасаки,  словно  в  государстве  не
произошло никаких перемен. Самоуверенности Кичибе как не бывало.
     Когда  все  сели,  то  было  объявлено,   что   губернатор   Хакодате
отсутствует по причине болезни и очень сожалеет об этом.
     Почтенный чиновник сказал, что японское правительство очень огорчено,
что переговоры в Анива не состоялись.
     Посьет ответил, что адмирал не хотел  подвергать  опасности  японских
уполномоченных и встречаться в том  месте,  на  которое,  как  на  русскую
землю, могли напасть корабли  англичан  и  французов.  Тогда  началась  бы
сильная стрельба и летели бы ядра и бомбы.
     Все  японцы  поклонились  и,  казалось,  были  очень   тронуты   этим
заявлением.
     — Мы прибыли сюда, — сказал Путятин, —  чтобы  завершить  переговоры,
начатые в Нагасаки, в  полном  согласии  между  представителями  Японии  и
России и заключить договор о дружбе, границах и торговле.
     — Адмирал пришел сюда,  чтобы  встретиться  снова  с  уполномоченными
японского правительства, и просит об этом, — переводя, добавил Посьет.
     — Нам надо как можно скорее  решить,  как  лучше  поступить  в  таком
случае, — отвечал почтенный  чиновник. —  Поэтому  мы  должны  обдумать  и
обсудить все, что вы сейчас нам изложили. И тогда мы будем знать, как  нам
ответить.
     — Все наши предложения изложены в письме  на  имя  высшего  японского
правительства. Я должен передать его в руки губернатора.
     Посьет добавил, что адмирал является чрезвычайным представителем и  у
него есть полномочия от русского императора решать все дела самому.
     Чиновник ответил, что он доложит обо всем губернатору.
     — А пока, закончив деловые разговоры, нам надо немного отдохнуть.
     Он предложил перейти в другую комнату, где гостей ждет «освежение».
     Вечером адмирал молился. Лампада горела в  углу  у  образов.  Евфимий
Васильевич уверял себя, что надо смириться и достойной твердостью доказать
свою правоту. Придется, может быть, уступить  и  передать  японцам  письмо
так, как они этого хотят. Суть дела не в передаче, а в самом письме. А то,
судя по сегодняшней встрече, они будут бесконечно затягивать решения самых
простых дел.
     Прием был холодноватый, оставил неприятное впечатление, взвинтил всем
нервы. Путятин понимал, что не может требовать от японцев, чтобы они сразу
переменили обычаи и взгляды. Но едва  вспоминал  он  сегодняшнюю  прогулку
после обеда по городу, как ярость разбирала его. Он увидел  вдруг  у  себя
под носом ворота, которые перегородили всю улицу. На воротах  были  скобы,
на них висел огромный замок, а по обеим сторонам стояло двое  полицейских.
Сначала адмирал не обратил внимания, подумал, что просто  зашел  в  тупик,
что чья-то усадьба так построена и улица упирается  в  ворота.  Но  потом,
остановившись,  сообразил,  что  ворота  построены   нарочно,   чтобы   не
пропускать его со свитой дальше. А как донес  переводчик,  американцы  тут
всюду ходили, даже за город. Путятин редко так сердился, как  сегодня.  Он
потребовал сбить замок и открыть ворота. Японские полицейские, не сходя  с
места, сделали полный оборот и уткнулись носами в полосатые материи.
     «Ну  что  же,  пусть  они  винят  самих  себя!  Я  вручу  губернатору
приготовленное письмо! И второе письмо самому губернатору, что мы  идем  в
Осака и будем ждать их  представителей  там.  Да  будет  воля  Его!  Пусть
хватаются тогда за голову. А я-то еще думал, что дела пойдут теперь на лад
и что они помнят свои обещания!  Неужели  их  американцы  так  напугали  и
восстановили против всех «з