ера наши хорошие ребята,  но  в  жизни
часто такие  положения,  что  приходится  становиться  предателями...  Мне
сделаны большие заказы к весне  будущего  года,  я  все  доставлю  к  этим
берегам... А пока я иду за стаей китов. Я как игрок, но не  так  суеверен,
чтобы бояться возвратиться. Да, киты проходят Сангарским проливом...  А  я
жду, адмирал, я жду,  когда  вы  построите  в  одной  из  удобных  гаваней
настоящий порт и большой город...
     «И он о том же!» — с досадой подумал Путятин и невольно поморщился.
     — В вашем новом городе, о котором вы все так мечтаете на этом океане,
я построю магазин. Я составлю компанию с русскими капиталистами и  построю
док. Я могу произвести для вас все, что  вам  понадобится.  Не  только  из
выгоды для себя. Ведь я ваш первый и лучший верный  помощник  за  все  эти
годы. У вас нет тут пока ничего, но все будет.  У  вас  зато  есть  уголь,
золото, лес. Можно открыть фабрику, найдем капитал!
     Шарпер отложил трубку и потер руки от удовольствия.
     — А крейсеров английских пока нет. Идите спокойно, но не в  Нагасаки.
Идите в Симода. Порт там открыт по договору с Перри. Вы,  адмирал,  любите
нашего Перри? Я люблю Перри. В Японии столько гаваней, а они не  разрешают
пользоваться. Мы все их со временем откроем.
     — Да, конечно, генерал  глубоко  уважает  коммодора  Перри, —  сказал
Посьет.
     Адмирал прочитал гонконгские газеты, присланные шкипером в шлюпке  на
прощание.
     В них подробный пересказ трактата, заключенного  в  городке  Канагава
коммодором Перри. А петербургские газеты обошлись краткими заметками. И то
не все.
     Английская эскадра пошла в Японию.
     Адмирал вызвал Степана Степановича:
     — У вас все готово?
     — Так точно.
     Путятин посмотрел на часы. Он приказал прислать казака Дьячкова.
     — Что тебе говорили японцы про Америку?
     Дьячков стал повторять свои рассказы.
     — Америка приходила к ним на Матсмай...
     В гонконгских газетах писали, что американцы заходили в порт Хакодате
на острове Матсмай!
     «Когда вы  построите  здесь  города? —  вспомнил  Евфимий  Васильевич
вопрос шкипера. —  Я  входил  во  все  гавани,  и  там  всюду  есть  киты.
Занимайте, адмирал... Мы должны с вами занять, пока не  поздно!»  Пока  не
поздно!
     Адмирал опять посмотрел на часы.
     Александр Федорович Можайский в это время ходил по палубе. Сегодня  в
свободное время он чертил гребной винт особого устройства. У него на  душе
боль от восторга, что винт в воздухе  может  со  временем  оказать  то  же
действие, что и винт в воде.
     — В баню к ним пойдете, — советовал тем  временем  Посьет,  толкуя  с
Алексеем Сибирцевым. — У них мужчины  и  женщины  моются  сообща,  как  во
времена «Капитанской дочки». Вот где вы увидите все их прелести.
     — А как в проливе, спокойно?
     — Да, американец не лжет...
     — Слава Богу, значит, можно позаниматься, — сказал Можайский.
     — И спокойно отдохнуть...
     Раздался крик в рупор. Со свистком в руке пробежал  боцман.  Залились
дудки унтер-офицеров.
     — Тревога, господа!
     — Вот вам и спокойно отдохнуть! — воскликнул Сибирцев  и  кинулся  по
трапу.
     Раздался выстрел из пистолета. Свистки вызывали всех наверх.  Матросы
кинулись в жилую палубу, в каюты офицеров, во все уголки  судна,  в  каюту
адмирала, где между икон и шкафов с книгами  стояли  два  тяжелых  орудия.
Всюду принайтовлены грозные чугунные пушки. Жерла их поползли из портов.
     В море выброшена цель на буйке. Через некоторое время судно  легло  в
дрейф. Забегали подносчики картузов с зарядами.


     Сто пятьдесят матросов с офицерами построились шеренгами  на  верхней
палубе, готовясь к посадке в шлюпки. Заскрипели блоки и заскользили  тали,
опуская под борт тяжелые гребные суда.
     Адмирал следил по часам. Он замечал, как падают ядра. Он видел сапоги
матроса, бегущего черпать воду брезентовым ведром. Мелькали озабоченные  и
послушные лица офицеров.
     Под парусами и на веслах шлюпки с разгона подходили к борту «Дианы».
     Маслов на всем ходу забросил на борт крюк  и  мгновенно  забрался  по
тросу на палубу. Другой крюк закинул Елкин и, как ловкий цирковой  артист,
перепрыгнул через борт  и  выхватил  пистолет.  Офицеры  и  матросы  стали
прыгать с гребных судов на корабль. Их товарищи встречали «нападающих».  В
воздухе засверкали абордажные пики, топоры, кинжалы. Слышалась стрельба из
пистолетов.


                                  * * *

     Вечером после вахты и чая с хлебом Можайский  ушел  в  каюту,  скинул
мундир и уселся за стол. Тучное артиллерийское орудие  на  тяжелом  станке
занимало  больше  половины  его  помещения.  Александр  Федорович   достал
карандаш, чертеж и линейку. Тускло светит свеча в фонаре.
     Настанет ли когда-нибудь время, что корабль  осветится  электрическим
машинным светом?
     Можайский  чертит  часть  гребного  винта  для  работы   в   возду