схватил  огромный  нож  и  перерубил  свою
веревку, за которую прикреплен был к буксиру.
     Переводчик что-то закричал лодочникам.
     — Что они делают? — спросил Лесовский, взбегая на высокую корму.
     На всех лодках рубили канаты. Вокруг подымались паруса, все побелело,
подул ветер, и флотилия стала рассеиваться по морю.
     Лесовский кричал в рупор, но никто не слушал, он  затопал  ногами,  в
бешенстве сжав кулаки.
     — «Диана» не идет... Что случилось, Татноскэ? — спросил Путятин.
     Шиллинг перевел вопрос адмирала. Толстый переводчик втягивал  в  себя
воздух.
     — Что? — громко спросил адмирал по-голландски. — Что случилось, я вас
спрашиваю! Отвечайте!
     Татноскэ, дрожа от страха, деланно или на самом  деле,  показывал  на
Фудзи и что-то говорил Шиллингу.
     — Что он мелет? — спросил Лесовский.
     Гребцы на  парусных  лодках  быстро  мчались  мимо  бортов  и  что-то
кричали. Японцы в лодке Путятина неподвижно сидели, глядя на него и как бы
ожидая распоряжений.
     — Пу-тя-тин... Пу-тя-тин... — кричали в лодках и показывали на Фудзи.
     Хэйбэй отдал руль адмиралу, вскочил и, потянув веревку, стал подымать
парус. В помощь ему кинулись матросы.
     Налетел сильнейший  порыв  ветра,  какие  бывают  лишь  на  море,  и,
заполоскав, наполнил парус.
     — Шквал идет! — закричал Можайский.
     Небо быстро закрывалось низкими тучами. Волны вдруг поднялись и,  как
белые звери, стали прыгать на «Диану».
     — И-но-ура... И-но-ура... — кричали лодочники.
     Татноскэ объяснил наконец, что лодочники увидели приближение  шквала,
надо убегать в бухту Иноура.
     Первые удары шквала еще не  могли  поднять  волн,  они  рябили  море,
словно набрасывая на  него  железную  сетку,  и  рвали  с  первых  гребней
лохматые клочья. Только около «Дианы» шел бой морских чудовищ.
     Но вот замела сплошная водяная метель и стала все  закрывать.  Сквозь
нее послышался рокот раската первого вырвавшегося из океана вала.
     На время стихло, опали вихри, открылась «Диана», и видно  стало,  как
волны хлещут теперь, ходят  по  ее  палубе.  Пошел  ливень,  и  снова  все
закрылось.
     Хэйбэй обеими руками чесал голову, как бы  желая  прийти  в  себя  от
ужаса. Он принял руль из рук адмирала. Он знал, куда править, а Путятин не
знал здесь моря.
     Вот огромный вал покрыл «Диану». Она исчезла и снова  появилась.  Она
стала еще выше, подымаясь из воды. Путятин видел, что ее кренило и  больше
ей уже не подняться. Одна за другой упали  мачты.  Адмирал  сам  переложил
руль, рискуя попасть под волну. Он желал видеть гибель своего судна...  Но
«Диана» выправилась и снова захлебнулась  в  волне,  закрывшей  ее,  вверх
пошел левый борт,  мачты  легли  в  пену  моря,  и  вдруг  корабль  грузно
повалился, как купающийся  кит.  Казалось,  слышен  гул  и  плеск.  Фрегат
перевернулся, уже виден не борт, а полуоторванный киль, пластыри, и теперь
уж волны накрывали его плотно.
     Путятин перекрестился, словно человек погиб у  него  на  глазах.  Все
молчали, пораженные.
     Матросы на джонке спешно  закрепили  парус,  взяв  рифы.  Ее  понесло
куда-то к лесам и горам. Среди воды появились  стоячие  камни  с  потоками
тропической зелени, свисавшей как со столбов.
     Хэйбэй не раз уходил в эту бухту от шквала. Почерневший парус вздулся
бугром. На кривом стволе толстой  лианы,  под  которым  промчался  баркас,
сидела обезьяна. Она внимательно смотрела на адмирала и  вдруг  схватилась
обеими лапами за нос и  заверещала.  Выскочила  другая  обезьяна  и  стала
тянуть ее со ствола, и, сильно качаясь от ветра, обе пошли, как пьяные, по
стволу.
     Матросы и японцы смяли парус под ноги и сели  за  весла.  За  скалами
стало теплей. С разбегу джонка выбросилась на отмель.
     Татноскэ сказал адмиралу, что надо идти в деревню Иноура. Он  показал
на соломенные крыши.
     «Не  было  счастья,  да  несчастье  помогло!» —  подумал   Можайский,
оглядывая скалы среди вод, увитые  зеленью,  и  бухты,  заливчики  и  горы
полуострова. Берег здесь крутой, высокий. Обойдя вокруг  света,  Александр
не видел более красивого места. «Уж теперь-то мы сойдемся с японцами,  как
бы ни противились их чиновники  и  наш  адмирал...  Право,  нет  худа  без
добра!»
     Ему, как и всем, казалось, что его ждет здесь что-то  необыкновенное,
что все чувства его найдут здесь высшее проявление, он еще  отдаст  тут  и
силы и душу. Но в чем и как, он еще не знал. Полный ожиданий и тревог,  он
с надеждой вглядывался в горы Идзу, которые,  казалось,  что-то  таили  за
собой, как занавес в театре.
     «Дианы» больше не существовало.
     В деревне за горячим чаем Путят