| |
Дрожащими руками он обнял Ивана и крепко
поцеловал его.
— Эти пуговицы у меня на шубе и на шапке. Это самая большая моя
драгоценность. Я тогда подумал, что Позя дал мне счастье. Ты мой
благодетель... А я думал, не дух ли лесов принес мне счастье! Не может
быть, думаю, что за мясо и рыбу кто-то дал мне это.
Иван, бывало, отправляясь далеко, брал с собой старые солдатские
пуговицы.
— Ты наш брат! Охотишься так же, как мы! — говорил тунгус с нездорово
полным лицом.
В этот вечер старый орочен с таинственным видом долго рассказывал
Ивану про жизнь на Горюне и про здешние беды. Оказалось, что Синдан палкой
убил в припадке злости человека на озере, сына почтеннейшего тунгуса. Тот
был гордый, молодой, из славного рода.
Иван сделал вид, что не то не придает этому значения, не то не понял,
о чем речь. Он угостил своих новых знакомых водкой и сам выпил. Вдруг,
усмехаясь, он сказал, что золоченые пуговицы — штука совсем не ценная.
Старик — обладатель двух пуговиц — растерялся.
— Вот ценность! Купи! — показал Иван ему ружье. — А пуговицы теперь
подешевели, — добавил он, видя, что старик готов обидеться. — Конечно, и
теперь дорогие, но уж не так... Не сильно дорогие!
* * *
После сна работать легко. Но когда солнце разгоралось, над рекой,
несшейся в узкой трещине между крутых скал, воздух накалялся, шест
тяжелел. Мошка роями вилась вокруг. Лодки шли теперь в тени скал. Местами
скалы расступались, отходя от реки подальше и образуя на берегах довольно
широкую долину между гор, поросшую дубом, липой, кленом, осиной.
— Сосчитай, сколько раз шестом толкнулся, — говорил Иван Ваське. — С
двух толчков, однако, на полвершка поднялись. Сопки видал с Амура? Вот мы
сейчас по воде на них забираемся.
— Балана-балана*... — заводил сказку Савоська. Проезжая родные места,
он все время что-нибудь вспоминал и рассказывал. — Вот эта самая гора...
Кыа-гыу называется — такой большой кривун. А во-он! — показал старик на
острый черный камень, торчащий из воды. — Этот камень называется
Кфде-Чихани. Когда-то самый первый наш Самар по Горюну на бате** ехал.
Видит — вон на том камне сидит птица Корэ. Большая такая птица, железная
птица. Самар потихоньку шел, шел на лодке, думал: «Эту бы птицу убить!»
Стрелял, да не попал. Корэ крыльями замахала — улетела. Далеко улетела.
Где Хабаровка, там есть такая скала большая — как раз там села. А где
стрела попала в камень, метка есть, маленько видать. Вот сейчас ближе
пойдем, гляди...
_______________
* Б а л а н а-б а л а н а — далеко-далеко (нанайское).
** Б а т — лодка, долбленная из цельного дерева, обычно из
тополя.
— Что, шибко большая была стрела? — спросил Иван, желая завести
разговор и как-нибудь оживить измученных гребцов.
— У-у! Старые люди большие были! Большие стрелы таскали. Сохатого как
стреляли — так насквозь!
— И ружья не нужно было, — отозвался гребец с другой лодки. Там тоже
слушали Савоську.
— Один раз тамбовский мужик огород копал, табак садил. Старую
железную рубашку нашел, в которой воевали. Я сам помню, как такие рубашки
на войну надевали. Такая длинная рубашка. Только он шибко большую рубаху
нашел. Я видел, подумал, какой большой человек был. Во-он метка, смотри! —
меняясь в лице, быстро подтолкнул он локтем Ваську.
Лодка шла мимо черного камня. Тут глубоко, подойти к камню на шестах
нельзя, на веслах тоже трудно — быстрое течение. Иван не хотел зря тратить
силы гребцов. Васька издали заметил на камне углубление, как бы выбитое
чем-то острым, но рассмотреть камень не пришлось.
— А во-он Бохтор-сопка! Тут такие ямы есть. Это давно было, древние
люди жили... — продолжал старый гольд. — А там, где нашли железную
рубашку, — это жили амба-лоча. Давно было. Балана-балана...
— Кто такие амба-лоча? — спросил Иван.
— Разве ты не знаешь?
— Что-то не слыхал...
— Не ври... Назывались амба-лоча черти... Их боялись...
— Амба-лоча — это они нас так прежде величали. Это русские черти...
— Амба-лоча не настоящие русские, не такие, как теперь, — поспешно
объяснил Савоська.
— Как не такие? — спросил Иван. — Вот, гляди на меня, я настоящий
амба-лоча! Амба-лоча ели детей
|
|
