|
на гольда: вот, мол, какой
чудак, разрядился, как петух, и что вытворяет. Они направились к Ивану, но
того дома не было.
Бердышовы жили в старом зимовье, которое когда-то складывал Иван с
гольдами. Теперь лес вокруг вырублен, рядом вскопан огород, поодаль
построен из свежих бревен высокий большой амбар для товаров, а зимовье все
то же. Под крышей видны копья, рогатины, меховые лыжи. Нарты разбросаны
всюду небрежно, как будто, где их последний раз распрягли, там и оставили.
Собаки нарыли ямы и лезут в них, прячут морды в землю от мошки. Летом
нартовые собаки ленивые, сонные, линяют: всюду клочья шерсти. У зимовья
чугунный котел на камнях и чайник, черный от сажи. На опушке тайги пасутся
полудикие кони Бердышова.
Анга и Дельдика на огороде, обе исчерна-смуглые, в белых платьях.
Айдамбо и Федор подошли.
— Ивана нету... Не знаю где! — нелюбезно ответила Анга, видя, что
Федор нетрезв.
Разговор не клеился. Гольдки пересмеивались между собой, поглядывая
на парня.
— Пойдем домой, сейчас чего-нибудь сотворим, — сказал Федор. — Давай
я тебя покатаю.
— Давай!
Втайне Айдамбо желал бы остаться с Ангой и Дельдикой. Долго он был на
охоте, ожидая дня, когда увидит Дельдику, отдаст меха Ивану, преобразится
в русского. Многое хотелось бы рассказать, как старался он в тайге. Сейчас
он готов был переступить родовой закон и заговорить с девушкой. Но Федор
тянул его обратно. Полагая, что русский лучше знает, как свататься,
Айдамбо уступил.
— Пойдем, ладно! — согласился он нехотя.
Федор держал несколько лошадей для разгона. Он поймал гнедого мерина,
надел на него шлею с бубенцами. Конь, ступая вдоль берега, на длинной
веревке потянул лодку. Гольд и мужик залезли в нее.
— Вот увидишь, ей понравится, помни мое слово.
— Мимо Ваньки поедем? — спросил Айдамбо.
— Конечно! Мы с тобой шуму на всю деревню наделаем. Ну, пошел! —
взмахнул кнутом мужик. — Эх, гармонь бы сейчас! Ну, ничего, будем и так
горланить!..
— Быстро ехай! — дико крикнул Айдамбо, вскакивая в лодке во весь
рост.
Мужик, показывая, как старается и угрожает, еще раз хлестнул бичом.
Конь, одичавший — его несколько месяцев не запрягали, — испуганно
шарахнулся я, то лязгая копытами и спотыкаясь, то разбрызгивая воду,
помчался по косам и заводям.
— Эх, поше-е-ел!.. «По улице мостово-о-ой!..» — заорал Федор.
Поравнявшись с бердышовской избой, Айдамбо выпятил грудь в красной
рубахе и выставил ногу в лакированном сапоге.
— Однако, никто не заметил, — пожаловался гольд. — Никого нету.
— Не беспокойся. Все видят! Бабы, знаешь, как наблюдают: ты их и не
заметишь!
— Ну, давай еще!
— Давай!..
Федор завернул коня.
— Эй, а это че-то? Порвался, что ли? — вдруг спросил гольд. В трещине
сапога виднелся его черный палец. — Черт знает! Как такие сапоги таскают,
нога как деревянная!
— В таких сапогах надо чистеньким ходить, в грязь не лезть. А ты в
лакированных сапогах лезешь в Амур. Это не бродни!.. — сказал Федор, правя
веслом к берегу. — Ну, приехали. Кто такие сапоги долго носит —
привыкает, — утешал он гольда, вылезая на косу.
— Да они тебе малы! — заметил гольду Силин, вышедший на берег
полюбоваться на новые проделки соседа. — Без привычки поломаешь ноги,
пальцы стопчешь!
Федор увел гольда домой и напоил его до бесчувствия. Когда, лежа на
кровати ничком, пьяный Айдамбо храпел в глубоком сне, Агафья спросила
мужа:
— Это что же, даром поить его? Такая-то гулянка!
Федор подмигнул.
— Убери этот мешок с глаз моих, — кивнул он на вещи гольда.
На другой день приехал Иван. Айдамбо явился к нему. С похмелья у
гольда болела голова. Пальцы его лезли из растрескавшихся сапог, он не
снимал их и ночью.
— Я русский теперь! — невесело сказал Айдамбо.
На душе у него было нехорошо, он хотел бы все высказать.
— Мутит тебя? — спросил Бердышов.
— Мутит, — признался гольд.
— Я слыхал, как ты куролесил. Ладно, меня дома не было, а то бы я
выскочил да бичом бы вас обоих с Федькой! А ты что приехал?
Айдамбо молчал, павши духом.
— Свататься хочешь?
— Конечно, так, — покорно, как бы заранее на все готовый, ответил
Айдамбо.
— К Покпе в фанзу жену повезешь?
— Да, туда можно.
— Чтобы ее там блохи заели?
Гольд молчал.
— Она крещеная, а ты деревяшкам кланяешься. Верно?
— Так, верно! — кисло согласился гольд.
— Разве ты русский? Ты только шкуру чужую надел! Паря, смех смотреть
на тебя в таких сапогах. Лак растрескался, грязные пальцы видать. — Иван
потрепал Айдамбо за рубаху и штаны.
У гольда от обиды слезы выступили на глазах.
— Ну, раз так — мне
|
|