дсобить ему,  если придется.
Теперь,  когда затески на  Додьге были,  Сашка опять стал ему приятен.  Но
Егора занимало,  что и  как у  Сашки;  сам еще того не  понимая,  он желал
призанять умения у  соседа.  Егор помнил,  какие пашни у  китайцев.  И  не
хотелось оставлять в себе ни доли зла к Сашке.
     Егор вспомнил,  как Сашка работал в прошлом году у него,  Егор ему не
платил. С Сашкой печь клали вместе, кирпич обжигали, лес рубили...


                            ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ

     «Черт знает, что за люди русские! — думал Сашка. — И как с ними жить?
А что, если в самом деле Гао прав? Неужели меня прогонят?»
     Старик Кондрат напугал Сашку.  До  сих пор ему как-то и  в  голову не
приходило,  что  русские могут ему  позавидовать.  Ведь земли много,  и  в
прошлом году он  жил с  русскими очень дружно.  Неужели они захотят отнять
хорошее поле? Конечно, у них сила.
     В  Уральское Сашка явился в  прошлом году после больших неприятностей
со старшинкой.  Он бежал с судна во время ночной стоянки и дошел по берегу
до русской деревни, которую видел с палубы, проплывая мимо днем. Сашка уже
несколько лет жил в России.  Пришлось ехать сюда на заработки. В Уральском
он узнал,  что неподалеку есть китайская лавка и живут купцы. Он знал, что
и тут есть купцы-негодяи. В этих местах вообще все люди опасные, сюда едут
сорвиголовы,  они торгуют в  лесах с дикарями.  Сашка не торопился пойти в
Бельго.  Но все же пришлось. Он пришел к братьям Гао, низко кланялся и был
хорошо  принят.  С  помощью  хозяина  он  получил у  исправника разрешение
остаться жить в Бельго. За это Сашка задолжал хозяину Гао.
     Сашку уговаривали вступить в  общество.  Он  не  смел  возражать,  но
вступать в  общество не  хотелось.  Весною Гао  дал Сашке денег,  чтобы он
купил коня, но дал мало.
     Вечерами  Сашка   копал   землянку.   Он   работал   с   лихорадочной
поспешностью,  как человек,  у которого вдруг явилась надежда подняться из
нищеты, зажить не хуже других.
     Он часто думал о том,  что требуют от него Гао. Сашка боялся общества
как огня.  Он знал:  братья Гао —  опасные люди, это хунхузы, а не честные
торговцы.  За год Сашка такого насмотрелся и наслушался,  что решил: лучше
всего убраться от  этих  Гао  подальше.  Они  жили  здесь давно,  привыкли
добывать богатство не столько торговлей, сколько вымогательством.
     Гао твердят, что, как китайцы, они очень преданы своей родине. Но все
это пустая болтовня!  Сашка не очень разбирался в  тонкостях политики,  но
чувствовал:  тут дело нечисто — под тем предлогом, что и он и они китайцы,
его  хотят втянуть в  такие дела,  которые к  родине никакого отношения не
имеют.  Купцы могут так все обставить, что окажешься в разбойничьей шайке.
Говорят,  что тут уже приканчивали работников,  паи которых были в деле. А
русские вроде  исправника,  который приезжал зимой к  Гао,  или  ничего не
видят, или смотрят, «прикрывшись веером».
     Русские  платили  Сашке  в   прошлом  году  хорошо,   давали  работу,
одалживали коня.  С ними можно жить. Но Гао будут недовольны, если узнают,
что Сашка принимает помощь от русских,  скажут,  что,  мол, забываешь свое
родное... И еще черт знает что могут сказать. Лучше с Гао не ссориться.
     Значит,  с русскими жить нельзя и с китайцами тоже нельзя.  С кем же?
Так думал всю зиму Сашка.
     Он стал пахать неподалеку от русской деревни.  Место хорошее,  вокруг
никого нет.
     Сашка не хотел жить ни с русскими,  ни с Гао. Русские довольно хорошо
обошлись с ним.  Но их тоже надо опасаться.  А уйти жалко — хорошая земля.
Жить одному нельзя:  человек в одиночестве — ничто. Это символ печали, как
говорится в  стихах Ли Тай-бая.  И  Сашка придумал,  как жить:  поселиться
неподалеку от русских, но не с ними. Жить проще всего с гольдами. Жениться
на гольдке, временно или навсегда — увидим, какая будет жена. Отвечать Гао
на все просьбы и домогательства любезностями и услугами.
     Сашка не намеревался навсегда покинуть родину.
     Но  ни  одна живая душа не  знала,  что  задумал Сашка,  даже Гао  не
догадывался.
     Будет своя пашня.  А впереди то, о чем мечтал. Будет у него Одака, он
ее купит. Тесть ее бьет, не понимает, какая это прелесть.
     Будет Одака,  и будет считаться, что Сашка живет с гольдами, — ничего
предосудительного!  Гао не может придраться.  А русские —  рядом.  Иван за
пушнину платит деньгами. Будет рыба, огород, жена, дом, дети...
     Но вот дед встревожил его.  Вспомнились и  полезли в голову разговоры
про русских,  слышанные и тут и на родине.  «Действительно,  русские могут
оказаться плохими людьми,  грабителями,  а  я  задумал жить с  ними рядом.
Может быть, в самом деле они варвары? У них ложная вера, говорят...»
     — У-э!..  У-э!.. —  зверски кричит Сашка,  весь во власти этих дум, и
лупит хворостиной конягу, оттаскивая вместе с ней пень прочь с поля.
     Сашка человек пылкий, пламенный. Он и себя не жалел, ему тяжелее, чем
коню.
     — У-э!.. —  Он снова ударил хворостиной,  да так,