— У-э!  У-э! —  вдруг  дико  заорал  Сашка,  выдвинув нижнюю челюсть,
наклоняясь и сделав такое страшное лицо,  что Васька замер.  Сашка с силой
ударил лошадь хворостиной по  всей спине так,  что раздался хряск. —  О-о!
У-у! — заревел он. — Э-э! — голос у него с низкого срывался на тонкий.
     Лошадь рванула.  Сашка бросил свою березовую палку, налег на рассоху,
да так сильно,  что казалось, он сам толкал соху вперед и разворачивал всю
землю, а не лошадь ее тянула.
     Сашка ходил по полю, кричал. Лошадь пошла бодрей. Казалось, китаец не
обращал внимания на подъехавших гостей.
     «Как он  страшно кричит», —  думал Васька,  слыша его  отчаянные,  то
низкие, то тонкие возгласы.
     Если Васька устрашился этого зрелища,  то дед, напротив, почувствовал
к Сашке расположение.
     Коняга опять встала. Китаец подошел к старику.
     — Ты что же так коня бьешь? — спросил дед.
     — Его ничего! — ответил Сашка.
     Дед вспомнил разные рассказы, какая жизнь в Китае.
     Неподалеку был шалаш, горел костер, варилось что-то.
     — А ты землянку себе делаешь?
     — Делаю! Будет дом!
     — Ты тут целую усадьбу себе сладишь! —  сказал дед. —  Ты приезжай, я
тебе дам кнут. Неужто у вас бьют лошадей палками?
     Сашка повел гостей в шалаш.
     — Зимой Федька женился? — спросил он.
     — Да.
     — Шибко хорошо! — улыбнулся китаец.
     — Вот и тебе жениться надо! — молвил дед.
     Китаец принес чашки.  Угостил рисом,  дал чаю. После обеда поговорили
немного, потом Сашка пошел работать.
     — У-э! —  орал  он  и  быстро шагал  по  пашне за  лошадью,  которая,
несмотря на свой заморенный вид, тащила соху.
     — Со страху потащишь! — молвил дед Кондрат.
     Старик помолчал угрюмо.
     Отдохнули немного,  и,  чтобы  не  сидеть без  дела,  Васька,  взявши
лопату, спросил:
     — Можно мне?
     Он с удовольствием покопал яму для землянки.
     Дед невольно рассмотрел имущество китайца.  Ватные штаны,  в  которых
Сашка приходил однажды,  сушились на палке,  в шалаше —  нож,  шкура лисы,
добытая, верно, еще зимой, черная короткая шкура сохатого и ватное одеяло,
ватная куртка, котомка, чашки, связка лука...
     Сашка поработал,  поставил коня под дым костра и сам пришел, присел с
дедом, достал трубку с медной чашечкой и закурил.
     — Где ты коня купил? Гао дал?
     — Купила!
     — Это верно! Ну как у тебя с Гао?
     — Хорошо!
     — Ты что, его не любишь?
     — Не знаю.
     — Нет,  уж нет...  Заметно, заметно, не любишь, хоть и свои. Так ты у
русских купил?
     — У русских! В Тамбовке!
     — Когда покупал, хороший был конь?
     — Хороший!
     — А теперь худой?
     — Сразу как привел его, стал худой!
     «Обманули тебя,  верно, —  подумал дед, —  пьяного коня продали.  Вот
будешь знать русских барышников».
     — Ты у кого купил?
     — У Овчинникова.
     Руки у  Сашки дрожат,  худая открытая шея  мокра,  на  дабовой куртке
черные потеки пота.  На  нем  рыжая кожаная обувь до  колен,  вся  избитая
добела о корни и изношенная,  но еще целая. Сашка темный, руки коричневые.
Он сам как живой кусок земли.
     Дед пожалел в душе,  что Сашка так рьяно пашет, — значит, в Уральском
не будет мастера.
     — А печку Тимохе сложишь?
     — Пахать кончай и ходи, —  ответил китаец. — Ходи и Тимоха работай...
Печка делай...
     — Ну, я так и скажу!
     — Егор  как  живи? —  спросил китаец и  вдруг  улыбнулся,  глаза  его
заблестели. — Ничего его живи?
     — Ничего... Ты тоже тут, значит, развернулся... Где же денег взял?
     — Маленько заработал.
     Сашка смог купить только такую конягу,  и  то половину денег пришлось
занять у Гао.
     «Мы все завели сами,  а он за деньги.  Купцы пособляют ему, — подумал
Кондрат ревниво. — Ему легче, чем нам».
     Сошники, лопату, мотыгу дал Сашке в прошлом еще году Иван. Егор помог
перековать старье.
     Дед пошел к пашне, стал брать землю горстями. Подошел Сашка.
     — Земля у тебя хорошая! — сказал дед.
     Старик в нескольких местах смотрел землю,  брал в пальцы, растирал ее
со слюной.
     Сашка забеспокоился, недоумевая, почему это так занимает деда? Ведь у
них на  релке земля не  хуже.  Зачем он хвалит?  Может быть,  он завидует,
думает,  что тут лучше? Чужое всегда кажется лучше. Сашка слышал о русских
много плохого и сейчас встревожился.
     «А что, если они сгонят меня с земли?» — подумал он.
     Но  дед  не  завидовал,  а,  напротив,  рассматривая  Сашкину  землю,
убеждался,  что она хуже той, что сегодня видел на Додьге. «Не в пример та
лучше и нашей и Сашкиной...  Как бы Сашка