, что Сашка раскорчевал клок земли, но не около пашни
Кузнецовых,  как советовал ему Егор,  а за протокой. Егор давал ему коня и
соху.
     На  зиму Сашка уехал в  Бельго.  Опасался Егор,  что торгаши испортят
Сашку, заставят на себя работать. Но вот настала весна, и Сашка вернулся.
     — Ты, брат, нас не забывай! — говорил ему Силин, когда Сашка приходил
точить. —  Мы,  брат, для тебя завсегда... И ты мне печь обещал. Я кирпича
достал. Теперь церковь строят и привезли. Мне солдаты дадут.
     Сашка улыбался, но не обещал ничего.
     — Зимой приезжал исправник,  спрашивал, живет ли в деревне китаец. Уж
кто-то ему донес...  Мы сказали: мол, нет, он ушел. Спросил: «Куда?» — «Не
знаем!» Не выдали тебя.
     Сашка смеялся вежливо и  беззвучно,  а  работал старательно.  Смуглые
руки его с красивыми овальными ногтями крепко держали сошник.


                                  * * *

     «Надо бы Сашку проведать», — думал Егор, ожидая жену.
     К вечеру нашли тучи. В ночь разразилась буря. А бабы все не ехали.
     «Я как знал, сердце мое болело», — думал Егор.
     — Бог знает, что там может быть?
     — Заночуют, и все! — сказал Федька.
     Егор сидит в избе, не спит.
     «Тайгой идти —  дороги не найдешь. Отмели затопило. Но если захочешь,
так пройдешь.  Хотя горячку пороть —  только срамиться.  Дождусь утра, там
посмотрю».
     И вдруг ударило в голову.
     «А если что случилось?  Конечно,  гольды —  смирный народ. Но черт их
знает,  а  ну?..  Разве их  узнаешь?  Мало ли что...»  Сам Егор не боялся,
против гольдов ничего не таил, а за жену встревожился.
     Утром поутихло. Егор пошел за конем.
     Петрован вдруг закричал с крыши:
     — Тятя, наши едут!
     — Слава богу!
     Егор посетовал на себя в  душе,  что нес на гольдов такую напраслину.
Но запомнил,  что поколебался в вере людям,  которых знал хорошо,  в людях
честных, смирных, кротких.
     «Вот душа-то человеческая, верно, что потемки!» — подумал он.
     Приехали бабы, веселые и уставшие.
     — Ночь не спали, поди, на новом месте?
     — Вчера весь день садили с  Васькой,  а бабке не дали.  День-деньской
пришлось лечить, чуть не во всех Мылках ребятишек перемыла.
     «А я-то на гольдов худое подумал!» — Егор чувствовал себя виноватым.
     — И  мяса привезли, —  оживленно,  не  раздеваясь,  в  ватной куртке,
которую надела вчера во время непогоды, говорила Наталья, сидя на табурете
и беседуя с Егором,  как в гостях. Ей не хотелось снимать платка с головы:
видно, так понравилось гостить.
     — А что там Улугу?
     — Бросил огород!
     — Да быть не может!
     — Бросил Улугушка, бросил!
     — Как же?
     — Гохча огородничает.
     — Все на жену!
     — Разве его пристрастишь?  Привез кабана тушу; чего, говорит, дедушка
в тайгу не идет, сейчас, говорит, кабанов много, ходят у вас под деревней.
И тебя ругал; сидит, черемшу с рыбой ест и ругает.
     — Кабаны сейчас тощие, а он где-то ладного взял, — заметил Егор.
     — Что же,  что  тощие!  Кто  сейчас жирный?  Он  дал мяса и  осерчал.
«Русский, — говорит, — какой охотник? Медведя увидит, раз выстрелит, ружье
бросает и бежит.  Никто себе мяса не добывает». На всем Амуре, мол, только
одни гольды мясо добывают и  рыбу ловят,  а русские только разговаривают и
торгуют.
     — Это уж его кто-то подучил.
     — Кто его подговорит в тайге!  Его зло на попа берет, да и сам видит.
«Егорка, —  говорит, —  худой,  плохой охотник. Даром, — говорит, — живет,
звери рядом...» Но полсвиньи отрубил.
     — А на огород не идет?
     — Гохча огородничает, не нарадуется!
     — Неужто Улугушка не подсобит?
     — Уж мы силком выволокли его! —  подхватила Таня, только что вошедшая
в избу и услыхавшая конец разговора.
     — Верно,  верно! —  сказал дед. — Кабаны-то всегда есть на Додьге. Мы
уж давно не ходили.  Вот уж я собрался, поди-ка, надо сходить. Улугушка-то
верно сказал. Зачем побираться у гольдов, когда туши к околице подходят? А
под лежачий камень и вода не течет.
     — Песни там  пели, —  встала Наталья и,  взглянув в  стенное зеркало,
сняла платок.
     Путешествие кончилось, пора было приниматься за хозяйство.
     Настька приласкалась к матери.
     — Ну как, хозяюшка моя?
     — Завтра на  Додьгу поедем, —  оказал дед  Кондрат.  Относилось это к
Петровану и Ваське, хотя ни к кому дед не обратился.
     — Зайди к Сашке, посмотри, как он там, — сказал Егор отцу.
     Он решил,  что зря плохо о Сашке думал:  мол, побирается, коня станет
просить.  «А может,  человек там мучается? Я с семьей, а Сашка один. Он на
чужбине.  Разве Галдафу ему чем пособит?  Как он ужился с  Гао?  У н