по-новому, — весело сказал Егор.
     Барабанов недовольно махнул рукой:
     — Смотри: спохватишься, да поздно будет!
     — Богатства я не ищу... — молвил Егор и поднялся.
     В   семье   Кузнецовых  из   поколения   в   поколение   передавалось
предубеждение против богатства и богачей.  Чтобы сколотить богатство, надо
стать сухим,  черствым душой. Кто копит — не отзовется душа того ни на что
доброе, в ней нет жалости, дружбы, любви.
     Добрый,  отзывчивый не погонится за богатством.  Может быть,  поэтому
человек с широкой душой всегда небогат.
     В  старой жизни Егор твердо знал правило,  что с  трудов праведных не
построишь палат каменных.  В новой амурской жизни,  полагал он, люди могут
зажить трудами, без обманов. Тут всем дано поровну, у кого есть руки.
     Но  и  тут  не  желал себе  Егор палат и  богатства.  Он  искал жизни
согласной в  семье  и  с  соседями и  по  трудам достаточной.  Слыша,  что
кто-нибудь богатеет,  он не завидовал, а от души говорил: «Ну, это им!.. А
у  нас свое!» Он радовался,  что остается небогатым,  но крепким на земле,
что дети его растут в работе и ничего не боятся,  что крепок он всем своим
родом во всех корнях.
     Егора разобрала досада. Он смотрел на соседа и как бы не узнавал его.
Теперь уже Барабанов не такой черный, спаленный солнцем, как в первый год,
когда пришли.  Он  побелел,  отошел в  избе от  загара,  стал как приезжий
городской.  Неужели тоже  хочет  рвать и  хапать,  а  не  трудиться?  Кому
завидует?
     — Ты,   Егор,   понять  не  хочешь, —  с  чувством  восклицал  Федор,
подскакивая к Кузнецову. — Люди и здесь такие же!
     Левое плечо у Егора чуть заметно выдалось вперед и приподнялось,  как
у  молодого кулачного бойца,  который  похваляется удалью.  Светлая борода
придавала ему вид молодцеватый, в светлом, открытом взоре была прямота.
     — Нет,  тут  жизнь будет справедливей.  Не  зря  люди сюда поднялись.
Старое мы не зря оставили.
     Зависть, зло Федора были не по душе Егору.
     — А бог-то? — молвил дед Кондрат.
     — До бога высоко, до царя далеко! — засмеялся Федор.
     Егор в бога верил, хотя попов не любил. Он с силой кинул шапку оземь.
     — Человек трудится, страдает для чего-то!
     — Ты что это? — опешил Федор, отступая в испуге.
     Все засмеялись.
     — Что спорить! Золото еще в тайге лежит! — воскликнул Иван.
     Как уралец, бывавший на приисках, Егор знал, что от золота может быть
помощь хозяйству. Только с золотом на нови надо обойтись не по-старому.
     — У  меня  хуже  беда, —  сказал Иван,  опасаясь,  как  бы  соседи не
поссорились,  и желая перебить их спор. —  На озере поп,  еще один скупщик
пушнины будет! Долгогривый купец завелся!
     Егор поднял шапку,  и видно было, что он не сердится. Он решил: стоит
ли?.. Да Федор так явно струсил, что и нечего спорить.
     — Егор-то у  нас,  когда молодой был,  в гармонь играл, —  сказал дед
Кондрат. — А как бился! Бывало, выйдет на пруд и улицу пробьет в народе.
     — А нынче стал,  как начетчик, — насмешливо отозвался Барабанов, живо
оправившийся от страха. — Все новую жизнь проповедует!
     В  глубине души Федор и  сам бы  хотел справедливой жизни,  но теперь
разуверился,  от  всего отступился.  У  него не было сил,  чтобы всю жизнь
работать,  как Егор.  Он верил,  что,  кто накопит богатств,  у того будет
справедливая жизнь,  только не надо поминать потом про то время, когда оно
копилось.  Ссорился он с Егором часто,  но не расходился. Федору нравилось
жить подле Егора,  а почему —  он и сам бы не ответил.  Нравилось ему, что
сосед честный, что при таком соседе, как у каменной горы.
     — Вот говоришь, мол, подневольный не работник! Да я жалею их! Кормлю!
Спроси-ка подневольных-то! Вокруг кого они? Вокруг меня! Я ж компанейский:
и  помогу и пожалею.  А твою избу обходят:  мол,  Егорка все сам работает.
Что,  мол,  с ним?  А люди меня любят! — говорил Федор. — Я их и потешу. С
потехой-то они у меня и потрудятся.
     Дед махнул рукой и поднялся.
     — Пойду-ка я спать, — молвил он. Такие разговоры он не желал слушать.
     Мужики еще немного посидели.
     — Теперь понятно, почему ты наискось избу выстроил, — говорил Иван. —
Он,  исправник-то,  аж  ополоумел!  Как тебя мир с  ним не берет?  Смотри,
побьет он  тебя,  как  один раз  Тереху.  Нашел ты,  кому доказывать!  Вот
смехота!..
     — Заразу ему  в  пасть,  этому  исправнику! —  воскликнул Силин. —  Я
видал,  как он,