и не мог удержаться —  улыбка поползла по
губам.
     — В карты играли,  и  все,  что у  меня было,  спустил до нитки.  Вот
погляди, в чем я есть, — ни денег, ни мехов, ни товаров. Беда, шубу продул
и даже собак. Хабаровка — самое разбойничье место.
     О своем проигрыше Иван рассказывал хотя и с горечью, но усмехаясь.
     «Ну,  теперь конец его торговле, — подумал Егор. — Враз он разбогател
и враз прахом пустил. Как, говорят, пришло, так и ушло».
     Гольды приезжали к Ивану.  Из остатков прошлогодних запасов он угощал
их так,  словно был еще богат,  но денег за пушнину не платил,  откровенно
признаваясь,  что у  него их нет.  Но гольды,  как видно,  надеялись,  что
Бердышов вывернется и все останется по-прежнему.
     Как-то  раз  Иван,  одетый в  старую овчинную шубу,  пришел вечером к
Кузнецовым.  Он сел на пол у порога. Анга вошла следом и, держа на коленях
девочку, устроилась на табуретке. Она любила послушать рассуждения мужа.
     — Я  в  Хабаровке отца встретил, —  сказал Бердышов после длительного
молчания.
     — Когда продулся-то? — спросил Кондрат.
     — Нет, еще до того...
     — Ну и как он?
     — Еще ладный.  Он зимует в станице выше Хабаровки,  у брата.  Приехал
летом, да ходили куда-то, задержались, и уж шуга прошла.
     — Не ругал он тебя?
     — Как не ругал!  Че он — не отец, что ли, мне? Паря, еще и за волосья
хватал.
     — Что же ему не понравилось?
     — Да что столько лет пропадал, не объявлялся.
     — Неужто бил? — не верил Федька.
     — Как же!  Все доказывал, что живу неправильно. У меня здоровый отец.
Обещал к нам приехать.  Он далеко живет,  в Забайкалье.  Наезжал гостить к
брату Мишке в станицу, и они на два дня являлись в Хабаровку. Отец смолоду
всю жизнь хотел на Амур, а не ужился. Вернулся домой на Шилку.
     — А брат?
     — Брат —  атаман в  станице.  Он всегда ленивым был,  ему начальником
подходяще.
     — Ты не ладишь с братом?
     — Пошто  не  лажу?  Нет,  мы  с  ним  дружно  живем.  Это  у  нас,  у
забайкальцев,  так уж заведено:  будто бы ругать друг друга, просмешничать
ли...  Отец-то  мой эту землю завоевал,  все в  нее стремился,  ругал свое
Забайкалье,  говорил:  «Камень один,  больше  нет  ничего».  А  оказалось,
обратно  потянуло  на  камень-то.  Пожил  тут  и  опять  вернулся  в  свою
деревню... Скажи, зачем человек всю жизнь стремился?
     — Не себе хотел — детям.
     — Верно, для людей получилось, — молвил Иван.
     — А кому ты проиграл?
     — Всем понемножку.  Китайцу Ти  Фун-таю —  в  Хабаровке,  есть  такой
лавочник;  Рубану,  Кешке Афанасьеву.  Ты его знаешь,  Кешку. Он с вами на
плоту  ехал.  Паря,  благородная компания  собралась! —  Иван  помолчал  и
усмехнулся. — А я рад, что проиграл. Лучше! Опять стану вольным человеком,
охотником.
     — Я и то замечаю, что вместе с собаками в нарты впрягаешься, — сказал
Федюшка.
     — Обеднел!  Хорошего-то мало в торговле: крупу гольдам развешивать, с
тряпками возиться,  обманывать приходится...  Эх,  Егор,  будем мы с тобой
пахать, охотиться, рыбачить!
     Но Егор не верил Бердышову. Он чувствовал, что Иван вряд ли смирится.
Не такой он был человек, чтобы отступаться.
     — Бедный стал, чего запел! — посмеялся Силин. — Вот я теперь припомню
тебе все!..
     — На охоту теперь опять пойдем вместе, — смущенно смеялась Анга.
     Она была оживленна и радостна. Ей казалось, что Иван стал ей таким же
близким, как раньше.
     — Отторговались!.. — качала головой Наталья.
     По  вечерам Иван,  как  бывало прежде,  сидел допоздна у  Кузнецовых,
беседуя о жизни.
     — Ты  опять  как  свой  стал.  А  то  было  отдалился, —  говорил ему
Барабанов.
     — Значит, когда я торговал, то вам все же обидно было?
     — Да  кому как.  А  мне  ты  завсегда приятель —  хоть богатый,  хоть
бедный!
     Гольды ругали Ивана, что не торгует.
     — Пусть ругаются,  я  хочу  в  жизни пожить вольно.  Пусть бедно,  но
вольно, —  говорил  Иван. —  Трусы  бедности  не  терпят,  а  я  сам  себя
прокормлю.  Торговля-то кабалит.  Если по-настоящему торговать, надо целую
войну вести,  башку большую на плечах иметь,  видеть все, что впереди и на
стороне,  а я теперь отдыхаю, — кутался Иван в свою рваную овчинную шубу и
ухмылялся. — Завтра вместе на охоту пойдем.
     — Как в  первый год у  нас стало, —  говорила Наталья. —  Так же люди
собираются и беседуют задушевно. Тольк