кими когтями»* и знал,  как надо действовать с
начальством.  И  он  узнал,  что  люди одинаковы:  маньчжуры,  китайцы или
русские — все любят «заработать». Гао понимал, что Оломов тоже не прочь...
     _______________
          * Так называли  китайские  купцы  своих  чиновников,  от   слова
     «ямынь» — учреждение, присутствие.

     Гао  неумело ел  ложкой с  тарелки.  Вместе с  Оломовым пили  коньяк.
Толстяк Гао Да-лян приготовил свинину с фасолью.
     Тимошка сидел в углу и удивлялся: уж очень вольно китаец разговаривал
с  исправником,  и  тот  отвечал запросто,  как  своему.  Сегодня утром  в
Уральском Оломов был зверь зверем, а тут сразу обмяк. «Поглядегь на него —
ну, туша тушей, а он, оказывается, проворный, когда надо хапать!»
     — Что нового?
     — Да ничего особенного, — басил исправник.
     — Моя слыхал, скоро будут строить церковь? — любезно спросил Гао.
     — Да,  как  же!  Большие пожертвования внесены на  постройку храмов в
новых землях,  деньги вносили богатые люди и  прихожане по всей России.  С
нас  требуют приступать к  делу  поскорей.  Летом  сюда  пришлют солдат  и
материалы.
     Гао открыл и  поставил перед гостем коробку манильских сигар.  Оломов
удивился.
     — Откуда у тебя?
     — Это из Шанхая!  Моя знакомые есть купцы,  туда ездят и привозят.  Я
могу все достать, любой товар! Это английский товар. Моя сам скоро поеду в
Шанхай!
     Гао  был  ужасно  рад,   что  удивил  исправника,  показал  ему  свою
образованность, намекнул на большие связи.
     «Но русские берутся за  дело серьезно, —  размышлял он ночью,  слушая
тяжелое  дыхание  исправника. —   Они   позволили  нам  приходить  сюда  и
торговать,  но  теперь забирают все в  свои руки.  Что может поделать наше
общество на Мылках, когда там будет церковь?»
     Гао  понимал,  что по-настоящему богат и  счастлив будет тот,  кто не
жалеет старого,  кто  найдет в  себе  силы и  ловкость устроиться в  новой
жизни, хотя бы эта новая жизнь и не нравилась.
     Мысли Гао,  как мыши,  забегали в поисках трещины, лазейки, в которую
можно было бы проскочить.
     «Построят церковь! Мои должники будут ходить богу молиться; что толку
в обществе,  когда будет поп в золотой одежде, он станет следить за каждым
шагом гольдов.  И  этот поп —  торгаш!  А  тут  еще,  как назло,  мешается
Ванька-купец...»
     Утром Гао весело суетился, стараясь угодить Оломову.
     — А блохи-то есть у тебя, — пожаловался исправник.
     — Ночью блохи меня на воздух поднимали, — сказал Тимошка.
     Поговорили  о   делах.   Исправник  спросил  про  нового  работника —
Сашку-китайца, есть ли у него вид на жительство. Гао попросил все уладить.
Исправник обещал.
     — Церковь —  это хорошо! — воскликнул Гао. — Моя скажет всем гольдам,
чтобы крестились. Кто не крестится — будет худо!
     — И священник будет жить здесь. Ему построим дом.
     Лавочник боялся,  что поп, отец Николай, сам торгаш, запретит гольдам
торговать с «домом Гао».
     Исправник не  отрезвел еще  от  вчерашнего.  С  утра он  выпил стакан
коньяку и совершенно опьянел.
     — Эх ты, китаеза!.. — вдруг схватил он Гао за косу.
     — Ой-е-ха! —  увернулся купец. —  Пошути,  пошути ваша! Как смешно! —
Гао подобострастно захихикал. —  Наша хочет тоже деньги давать на церковь,
но наша боится. Можно?
     — Конечно, можно!
     — Кони готовы! — вошел Тимошка.
     Исправник браво  поднялся.  Купцы подали ему  шубу,  и  все  вышли из
лавки.
     Зазвенели колокольцы.
     — Э-эх!  Залетные!.. —  с  берега вмах  пустил коней Силин и  вытянул
бичом барабановского гнедого,  шедшего «гусевиком».  Он недолюбливал этого
коня, как и самого Федора.
     «Славно!» —   думал  Оломов.   Он  объехал  все  китайские  лавки  от
Хабаровки. Везде ему давали взятки и подарки, но Гао оказался щедрей всех.
И  эти сигары!  «Эх,  если бы  меня назначили в  область,  где не  было бы
русских,  а  были  б  одни  китайцы!» —  кутаясь  в  шубу,  мечтал  пьяный
исправник.


                              ГЛАВА ВОСЬМАЯ

     Пришла почта.  Из кошевки, сбросив меховое одеяло, вылез Иван. Он без
шубы, в старом пиджачке.
     — А где же твое имущество? — спросил Егор.
     Рыжебородый,  в  высокой  шапке  и  рыже-белой  собачьей  шубе,  Егор
Кузнецов, казалось, стал вдвое больше. Иван увидел его еще издали. Светлым
пятном бродил Егор по релке перед черным лесом.
     — Я нынче все продул дочиста, — ответил Бердышов.
     — Что так? —  удивился Егор