воего общества.  На  этот  раз  Синдану хотелось особенной
казни —  закопать дерзкого тунгуса живым в  землю.  Вот уж  несколько дней
Синдан пьянствовал,  а  в лавке Гао шли разговоры о непокорстве «дикарей»,
как  называли торгаши гольдов.  Синдану захотелось похвастать своей  силой
перед обществом. Он решил требовать заседания суда. Гао не возражал.
     Брату Чензы,  которого звали Ян  Суй,  даже  казалось,  что  сам  Гао
побудил  Синдана  судиться.   Но,  признавая  преступление  тунгуса  очень
тяжелым, Гао-старший противился желанию Синдана закопать виновника живым в
землю. Он не соглашался, чтобы при наказании присутствовал кто-либо, кроме
Синдана  и  его  работников.  Он  отвергал  пытки,  задуманные  цайдуном —
«хозяином речки».
     Приговор  был —  наказать  виновника  палкой  с  надписью:  «Бить  до
смерти».
     Синдан и тем был доволен. Все же состоялось заседание общества, целый
день все восхваляли его власть и силу,  все удивлялись его богатству. Ведь
в Маньчжурии еще семь лет назад Синдан был нищим,  а ныне,  живя в России,
он так разбогател,  что считает себя единственным хозяином большой таежной
реки Горюна и  прилегающих к  ней озер и  речек со всеми селениями.  Семьи
гольдов в его власти. Он насилует их жен и дочерей.
     Но нельзя же семь лет насиловать, грабить — и не похвастаться!
     Гао-старший  не   соглашался  дать  для  исполнения  приговора  палку
общества.
     — У тебя есть свои палки, — сказал он.
     — Но у меня нет палок с надписью: «Бить до смерти».
     — Заведи себе  такую палку, —  ответил Гао, —  и  я  поставлю на  ней
печать.


                                  * * *

     Гао  Цзо,  отец Гао  Да-пу,  начал торговать на  Амуре,  как  он  сам
рассказывал детям,  много лет  тому  назад.  Впервые он  приехал с  сумкой
побрякушек,  а  перед  смертью  ежегодно  приплавлял  в  низовья  одну-две
огромные маймы.
     Гао  Цзо,  как  помнили его  сыновья,  был  крепкий старик с  плоской
головой и с узко сощуренными глазами.  Он был известен среди торговцев как
«мудрейший и достославный».
     Гао-сын понимал,  что тогда было иное время. Не так легко приходилось
отцу.  Тогда торговать было труднее,  чем теперь, при русской власти. Амур
был  запретной,   таинственной  страной.  Приказами  маньчжурских  властей
запрещалось плавание частных лиц в низовьях. —  Наказание грозило тем, кто
селился там.
     Желая  оградить родину своих предков от  китайцев*,  маньчжуры издали
законы,  запрещавшие переселение,  но китайцы шли и селились в Маньчжурии,
откупаясь от дворян взятками. Так было на юге.
     _______________
          * В те времена  в  Китае  царствовала  маньчжурская  династия  и
     маньчжуры занимали привилегированное положение.

     Гао  Цзо,  бывало,  слышать не  мог  о  маньчжурских начальниках.  Он
называл их крысами.  Проплывая мимо постов,  он бранил маньчжуров, но в то
же время льстил им при встречах и покорно нес им подарки. Гао Цзо говорил,
что эти чиновники хотят, чтобы на Амуре была пустыня. Но путь по Сунгари в
низовья был очень удобен,  а  меха,  добываемые в неведомых землях,  очень
хороши. Гао не желал оставить место пустым, а охотников необобранными.
     Гао Цзо проник в  низовья на  свой риск.  Он  не  скупился на  взятки
чиновникам и  вскоре развил по  деревням большую торговлю.  Но  он  всегда
боялся,  вечно готов был  ко  всяким неприятностям.  Товары его никогда не
лежали в одном месте, и сам Гао Цзо не знал покоя.
     Но вот в низовьях появились русские. Они пришли с моря на кораблях.
     Однажды старый  Гао  Цзо,  который никогда ничему не  удивлялся,  был
поражен.  По реке шло сверху множество русских парусных и гребных кораблей
с солдатами,  пушками,  лошадьми,  коровами.  Русские, кажется, были очень
богаты.  Прошло невиданное чудо —  паровые самодвижущиеся маймы,  бегающие
без ветра против течения.  У деревни Онда, где жил Гао Цзо, на берег сошел
русский  губернатор Муравьев.  Гао  Цзо  недаром прозван был  впоследствии
«мудрейшим».  Он  живо сообразил,  как надо действовать.  Он пал на колени
перед губернатором и в слезах просил позволения торговать.  Он уже слыхал,
что  русские считают эту  землю  своей.  К  маньчжурам,  которые постоянно
упрекали его,  что  он  был когда-то  хунхузом,  Гао Цзо не  питал никакой
привязанности и даже радовался предстоящим переменам.
     — Я прошу...  прошу позволить... —  всхлипывал он, — торговать мне...
вот на этой русской земле... —  Он показывал пальцами на песок,  а глазами
из-под опущенных ресниц незаметно косился на губернатора.
     Муравьев охо