я хочу вступить, когда буду полноправным.
     — Ты и так создал благополучие.
     Одака,  сидя  под  навесом и  разбирая картофель,  слышала все  через
открытую дверь.  Мужчины говорили долго, уж солнце стало клониться. Иногда
Одака отходила, чтобы поднести с поля корзину с картофелем. Вдруг до слуха
ее донеслись крики. Гао завизжал так, словно его резали.
     — Да,  варвары! —  тонко кричал Гао. —  Ты в их власти!  Ты забываешь
свое кровное!..
     Через поле шли  с  топорами Николай и  Володька.  Они возвращались из
леса. Володька задержался на поле, Николай прошел в фанзу.
     Голоса  спорящих  стихли.   Но   понемногу  спор   снова  разгорелся.
Послышался уверенный голос Николая.  Теперь и  муж заговорил смелее.  Спор
становился все горячей.
     — Ты упрекаешь меня! —  говорил Сашка. —  В чем?  В том, что я создал
своими руками?  Разве я не китаец? Разве я не люблю свою родину? Но значит
ли это,  что я должен тебе подчиниться?  Да, вот у меня есть золото, на...
Вот бери все,  и  по твоей цене.  Достану весы.  Взвесь!  Ты сам назначил!
Возьми!  Да,  я  обманывал тебя!  Не хотел вступать в  общество,  не хотел
отдать сразу  долг.  Но  теперь отдаю  все.  Бери!  Я  никогда не  войду в
общество.
     — Ах, ты вот как!.. — вскричал Гао.
     Николай подлил масла в огонь, сказав:
     — Самый горячий патриот может  покинуть родину,  не  вытерпев насилия
угнетателей.   Каждый,  кто  бесстыдно  обманывает  простых  и  доверчивых
сограждан, — пособник маньчжур!
     — Она тебе неровня!  Она  дикий зверь!  В  ней вся причина! —  кричал
Гао. — Она уничтожает наше патриотическое единение! — говорил он об Одаке.
     — Такие,  как  ты,  погубили семью моего отца  на  родине! —  яростно
кричал Сашка,  с  болью в  сердце сознавая,  что Гао все же выудил у  него
золото. — А теперь, когда я хочу выбиться из беды, ты уверяешь меня, что я
принадлежу к  избранному народу.  Хотите лишить меня семьи!  Твои братья —
негодяи!
     — Как?!
     — Да!  Они пытались насильничать.  На земле,  где нет хозяев,  я стал
человеком.  Такие, как вы, отняли у меня все еще в ту пору, когда я был на
родине,  а теперь, когда я нашел кусок хлеба, кощунственно призываете меня
во имя родины бросить труд и  честную жизнь и  сделаться на чужбине рабом,
слепым и ничтожным.
     Гао перебил его.
     Сашка  проклинал  себя  в  душе  и  старался  сдержаться.  Доказывать
бесполезно.  Тысяча законов, куча известных мудростей будут сейчас двинуты
на него. Общество, быть может, задумает стереть его с лица земли.
     «А я плюю на тебя! —  думал Сашка. — Смотри, вот как я вытягиваю губы
и  плюю,  хотя ты и  не замечаешь!  Ненавижу тебя!  Как ты позорно оплеван
мной!» Сашка слыхал,  что где-то так умные люди мстят и утоляют зло, когда
сами бессильны.
     «Я  скажу им  при  случае,  что,  конечно,  уеду в  Китай,  что брошу
гольдку!  «И детей?» —  спросят они.  Отвечу:  «Да,  и детей».  Но в самом
деле — никогда! Я обману их!»
     — Все вступают в общество «Свободных братьев», —  говорил Гао. —  Все
те, кто женаты на гольдках.
     Но Сашка наотрез отказался.  Он знал,  чем кончаются такие связи.  На
родине,   в  деревнях,   торговцы  и  богатые  крестьяне  из  века  в  век
использовали этот  древний  способ  закабаления тружеников и  под  всякими
предлогами втягивали бедняков в  разные общества,  обирали их,  заставляли
работать на себя. На Амуре Сашка желал быть свободным.
     — Мало виделись,  мало виделись! — так приветствовал, кланяясь купцу,
вошедший Володька. Он назвал Гао «родившийся ранее меня».
     Гао  знал,  что  это  человек  вежливый.  Он  отвернулся от  Сашки  и
разговорился с его жильцами,  предлагая Володьке и Николаю поступить в его
лавку приказчиками. Это было бы очень выгодно: тогда Гао мог показать всем
сомневающимся, что борется за справедливость, дает приют изгнанникам.
     Николай вспыхнул и отказался.
     — Но  без нашей помощи будешь с  пустым брюхом! —  язвительно заметил
Гао.
     — Убийцы и  поджигатели едят  досыта,  а  у  почитающего Будду всегда
пустой желудок! — с поклоном ответил Николай.
     На этот раз вспыхнул Гао. Дело дошло до оскорблений.
     — Ты  только маленькая вещь! —  восклицал Николай. —  Нечто маленькое
между Западом и Востоком...
     — Общество тебя накажет, говорить председателю такие слова!
     — Общество? —  вне себя от ярости подскочил рослый и худой Николай. —
Ваше  общество? —  И  с  жаром  опытного  проповедника  он  стал  поносить
объединение купцов.
     Работник Гао, великан Шин, и тот слушал Николая с удовольствием. Всем
нравилось,  как  он  ловко высмеивает общество купцов и  их  цели.  Такого
речистого и  умного человека надо по