мало.  Гораздо лучше
ездить в  гости к русским.  Савоська и Кальдука поэтому долго не гостили у
Сашки. Им хотелось погулять хорошенько, и они отправились в Уральское, где
все запасы Бердышова находились в  полном распоряжении Савоськи.  Гребцы с
купеческой лодки упросили хозяина отпустить их туда же до утра.
     Гао остался ночевать в Дадах,  как называли место,  где построил свой
дом Сашка.
     Вечером китайцы обсуждали денежные и общественные дела.
     Гао очень хвалил Сашку за то, что тот крестился.
     — Я сам тоже решил креститься, — хвастался торговец.
     Разгоряченный небольшой,  но  приятной в  этот холодный осенний вечер
порцией подогретой водки, он разболтался. Иногда он поглядывал на Одаку.
     — Это не беда,  что ты крестился, — говорил он ее мужу. — На крещение
можно плюнуть, когда захочешь на родину. Бросишь жену и уйдешь с деньгами.
     Одака  прекрасно  поняла,   что  сказал  Гао.  Еще  с  тех  пор,  как
прислуживала она в  лавке у  Гао,  она научилась понимать,  о  чем говорят
между собой купцы.  И  хотя Гао был ее любовником когда-то и она гордилась
тем,  что  ему,  как она полагала,  была очень приятна встреча с  ней,  но
сейчас вдруг в  душе  ее  вспыхнула ненависть к  Гао.  Ее  считали тупой и
упрямой,  но она просто была человеком с  сильным характером и ни в чем не
желала уступать.  Она думала,  что,  окрестив мужа и  повенчавшись с  ним,
будет в  безопасности.  А тут какая-то дьявольская хитрость.  «На крещение
можно плюнуть!» Только сейчас она вдруг поняла это с необычайной ясностью.
За сына,  за мужа, за семью Одака готова была задушить проклятого мерзавца
Гао.
     — Я  совсем не  думал обманывать,  когда крестился, —  вежливо сказал
Сашка, но глаза его блеснули очень неприязненно.
     Одака знала это выражение.
     Гао смолчал.  Между прочим,  он заметил хозяину,  что надо,  наконец,
вступить в общество китайских торговцев,  что это патриотическая среда и к
ней надо приблизиться.
     — Далее отговорки не могут быть терпимы! — добавил он с улыбкой.
     Потом опять зашла речь о золоте.
     Утром Гао уехал.
     На другой день Сашка ездил по делам к Егору.  Вернулся поздно.  Одака
сказала ему с тревогой:
     — Тут без тебя был младший брат Гао.
     — С товаром приезжал? — спросил муж.
     — С  товаром, —  усмехнулась жена. —  Он обещал мне ожерелье.  Хвалил
меня. Он говорил, что я похорошела...
     Одака знала, что Сашка горяч и очень ревнив.
     — Потом явился толстяк...  Я испугалась и не понимала, что они хотят.
Что-то говорили мне... Как ты оставляешь меня одну!.. Я всю морду младшему
исцарапала...  Он  мне  все  говорил,  что старший брат вернулся от  нас и
вспоминал про меня.
     Одака разревелась, накричала на мужа:
     — Почему ты позволяешь обижать свою жену!
     — Что он сделал? — в бешенстве подскочил к ней Сашка.
     — Если ты будешь дураком, они все, что захотят, сделают. Дурак! Дикая
курица!  Ты  не  знаешь,  какой  плохой человек их  старший брат.  Ты  ему
жаловаться пойдешь —  он только посмеется над тобой. Он всех обманывает, а
ты,  дурак,  хочешь вступать в их общество. Поезжай лучше подальше от них,
лучше всего в русскую деревню, пока торгаши твою семью и тебя не погубили.
Вон Айдамбо с Дельдикой туда переезжают. Будут у нас там родственники. Там
никто  нас  не  обидит.  А  Гао  когда-нибудь  убьет  тебя.  Младший  брат
спрашивал,  как мы золото моем,  и сам все поглядывал по углам.  Наверное,
хочет узнать, где закопано.
     Через несколько дней снова явился Гао-старший.
     Сашка  встретил  его  вежливо,  поклонился низко,  пригласил  в  дом.
Накануне из Экки приехали Николай и  Володька,  но сейчас их не было дома:
оба рубили дрова в лесу. Сашка занимал гостя.
     — Ну,  так как же со вступлением? — спрашивал Гао. — Пора, пора! Зиму
ты  мог бы  жить в  Бельго, —  тут он  покосился на  Одаку, —  и  помогать
патриотическому делу. Тебе будет хорошо в нашем доме. А то, я вижу, ой-ой,
ты сблизился с  гольдами,  с  варварами,  и пал духом.  Лев подчинился им.
Храни гордость и достоинство и будь равный с равными.
     «Зачем понадобились ему  эти мудрые рассуждения?» —  думал Сашка.  Он
желал избежать ссоры,  опасался сказать богачу что-либо грубое. «С сильным
не борись, с богатым не судись! Надо обойти все опасности».
     Но чем больше Гао говорил, тем сильней возмущался Сашка и тем труднее
было ему сдерживать себя, улыбаться и кланяться.
     — У меня нет денег платить в общество.
     — Мы займем тебе.
     — Нет