любил  отец,  как  она  ничего не
боялась,  когда он был жив.  Каждую осень,  глядя на созвездие Оринку, она
слушала его сказки.  А теперь у нее проклятый муж-китаец,  который считает
ее дурой, а себя каким-то особенным.
     А на рыбалке оказалось, что Сашка рыбу ловить не умеет.
     — Черта тебе!  Дурак!  А  все учишь меня! —  стоя в лодке,  закричала
Одака, когда он выпустил из рук конец невода. — Разве так рыбу ловят? Воды
боишься, какой ты мужик? Дикая курица! Тебе только в грязи копаться! — Она
в  досаде  ударила мужа  изо  всей  силы  веслом по  спине,  подняла конец
упавшего в воду невода, схватила его зубами и села на весла.
     Одака не умела сдерживать свои порывы ни в  любви,  ни в  гневе и еще
раз стукнула оробевшего мужа так, что у того в глазах потемнело.
     Весь день ловили рыбу,  заводили,  тянули невод. Сашка работу на воде
не любил: он еще боялся воды.
     Возвратившись в фанзу, мокрый и усталый, он спросил жену:
     — Почему ты такая злая?
     В  эти дни Николай и  Володька уехали на  телеграф —  клали там новую
печь, и супруги были одни.
     — Чего тебе надо? — закричал он, видя, что она молчит.
     — Ничего не надо! — со злом отвечала Одака, жуя лук.
     Потом уж как-то призналась она,  что боится.  И стала объяснять,  что
бог един,  а  что Сашка его не признает,  закона настоящего не знает,  что
ребенок не крещен. И потом она твердила ему о боге много ночей подряд.
     Сашка поехал в церковь.
     — Лабота еся? — спросил он попа.
     У  попа  всегда была  работа.  Ему  тоже  надо было переложить печи в
церкви, а то Бормотовы ругаются, что, мол, когда бедных венчал, так снег в
углу был, промерзло все. Солдаты сделали печь кое-как.
     — Им что! —  жаловался поп на солдат. — Им горя мало, но бог их везде
найдет и накажет, — уверял он Сашку.
     Китаец стал перекладывать печь. Поп уговаривал его креститься.
     — Нет, моя не хочу! — отвечал Сашка.
     Хотя Сашка и намеревался креститься, но соглашаться сразу не желал.
     «Пусть сначала деньги за работу заплатит, а то скажет — даром. Пока я
другой веры, хоть получить с попа деньги!»
     Вскоре Сашка крестился, крестил сына и венчался в церкви с Одакой. Он
стал  подумывать (по  совету попа) о  переходе в  русское подданство.  Поп
уверял его,  что уж тогда у него землю никто не отберет, он будет, по сути
дела,  ее  владельцем и  даже сможет продать участок,  если захочет уехать
обратно в Китай.
     Однажды к Сашке приехал на лодке Гао. Выйдя на берег, он с удивлением
осмотрел поле, фанзу, увидел Одаку.
     «Как она похорошела! — подумал купец. — Ее даже не узнать!»
     Он уже слыхал от людей,  что за два года,  живя вдали ото всех, Сашка
стал  настоящим помещиком,  что  он  нашел себе  двух китайцев-помощников,
крестился, моет золото.
     И  китайцы,  жившие у  Сашки —  одного из них Гао уже знал, —  и  сам
Сашка, и золото вызывали любопытство. Но сейчас, когда Гао вышел на берег,
его сильней всего поразила Одака. Такой перемены в ней он не ожидал.
     В этот же день нагрянули родственники Сашки. Явился из Мылок Кальдука
Маленький —  он там гостил у своей новой родни.  С ним приехал Савоська, к
которому он заезжал по дороге.
     Кальдука  жаловался,   что  зять  его  Айдамбо  ссорится  со   своими
родителями, поносит их, бранит за то, что не хотят часто мыться.
     — Айдамбо не  нравится,  что в  избе блохи! —  удивлялся Маленький. —
Учится грамоте и  хочет уехать из Мылок и построить дом в Уральском.  Даже
берет себе русскую фамилию.
     Савоська, слушая рассказы Кальдуки, смеялся.
     Улучив время,  когда Сашкины родственники разговорились с  Одакой и с
гольдами-гребцами, купец Гао заметил хозяину:
     — Я  очень рад  твоей удаче.  Ты  мог бы  помочь мне теперь.  Счастье
неизменно сопутствует щедрому!
     Речь шла о долге.
     — Я  только  что  собирался  в   Бельго,   чтобы  расплатиться, —   с
невозмутимым видом ответил Сашка.
     Савоська,  немного понимавший по-китайски, делал вид, что не обращает
внимания на этот разговор,  но сам прислушивался. Сашка уверял, что золота
у него нет, что он почти все продал, а долг отдаст деньга-ми. Но Гао желал
золотом.  Он  скупал его  по  дешевке,  а  Сашке выгодней было отдать долг
деньгами, а золото продать на сторону.
     Савоська подумал, что Гао сломает зубы о Сашку.
     — Смотри,  это  плохо,  если  у  Сашки  заведутся  большие  деньги  и
золото, — сказал, между прочим, Одаке подвыпивший Кальдука.
     Та вздрогнула и взглянула испуганно.
     «Нечего бояться,  ведь мы теперь венчались в  церкви!» —  утешала она
себя.
     — Поэтому  я  тебя  и  не  хотел  за  китайца  отдавать, —  продолжал
Маленький. — Я тебя жалел... Бил, как свою... Боялся за тебя.
     — Китайцы разные бывают! — возражал Савоська.
     «Но мы ведь венчались в церкви!» — упрямо думала Одака.
     У  Сашки чашечки для водки с наперсток,  и водки