оводница! —  изумился  дед,  увидав  Татьянины
покупки.
     — А тебе, дедушка, на шапку, а дяде Егору на штаны...
     — Вот Егоровы-то штаны!
     — А Павлухе — соски.
     Мужики, услыхав про Кешку, поспешили на баркас.
     — Вон  они  валят! —  выкрикивал купец  в  красной  рубахе,  встречая
мужиков на палубе и обнимая всех по очереди. —  Уж я обрадовался, пермяки,
вас встретивши!
     Крестьяне также были рады старому знакомому.  Когда-то  Кешка плыл на
плотах вместе с ними и водворял их на релке,  отмеривая на каждую семью по
пятьдесят сажен вдоль берега.
     Крестьяне провели с Иннокентием целый день. Они позвали его к себе на
релку,  показывали  избы  и  росчисти.  Афанасьев  рассказывал  про  город
Благовещенск,  про  золотые прииски на  Верхнем Амуре.  У  него  в  городе
построен был  свой дом.  Услыхав от  Егора,  что тот хочет делать еще одну
росчисть в  глубине  тайги,  Иннокентий посоветовал ему  поехать в  город,
купить хороших коней.
     — Там есть купцы-лошадники.  Они ездят за сибирскими лошадьми в Томск
и пригоняют целые табуны.  Надо уметь захватить вовремя, а то, как баржи с
лошадьми придут,  их  сразу  раскупают:  томские  лошади  славятся.  Их  с
забайкальскими сравнить нельзя.  Пахать,  груз ли возить —  томская лошадь
сильней.  Вот старайся,  Егор,  намывай золотишка и на тот год приезжай ко
мне  в  Благовещенск.  Сведу  тебя  с  лошадниками.  Поглядишь,  как  наши
переселенцы живут.  На  Зее  место  ровное,  мужики  по  пятьдесят десятин
запахивают.  Зерно продают,  в тайгу ходят зимой,  промышляют. Жизнь у нас
полегче,  земля черней, богаче, место потеплей, паря, повеселей. Ветры так
людей не жгут, не сушат.
     — Когда же успели сделать такие росчисти? — спросил Егор.
     — Место выбрали хорошее, — отвечал Кешка. — Там равнина, степь. А вот
у  вас прииск,  видно,  небогатый.  Россыпь,  однако,  пустяковая.  Золото
ладное,  чистое,  но небогатое. При хозяйстве, конечно, подмога. Кто хочет
нажиться,  надо в  тайгу идти,  искать настоящее золото.  Но все же и  это
мойте, не бросайте.
     Глядя на полосы созревавших хлебов,  Кешка вспоминал,  какая тут была
тайга,  когда пристали плоты,  и как, окуная головы в дым костра, чтобы не
заели комары, рассказывал он в тот вечер про Бердышова. Тогда здесь стояло
одно Иваново зимовье.
     — А нынче,  говорят, у Ваньки свои прииски на Амгуни. Загнал будто бы
туда народ. Моют ему золото пудами.
     — Он, если разбогатеет, — заметил Силин, — дел натворит!
     Егор рассуждал с  Кешкой о ловле рыбы.  Афанасьев уверял,  что за ним
идет  пароход благовещенского купца Замятина.  Едет  на  нем  сам  хозяин,
раздает бочки и подряжает мужиков рыбу ловить, дает задатки.
     Егор давно задумал вязать большой невод.  До сих пор он связывал свой
старый, купленный когда-то у гольдов, с соседскими и гольдскими неводами в
один большой,  артельный.  А  ныне весной задумал Егор сделать для кетовой
рыбалки сплошной артельный, посадил вязать стариков.
     Егор купил у Кешки всего, что нужно, чтобы окончить невод.
     Кешку слушали допоздна. Потом ходили провожать его. Слабая волна чуть
слышно плескалась в борт баркаса. Темное судно пятном плыло в ночной мгле.
     На другой день, когда торгаши уехали, Егор подумал, что на самом деле
надо бы намыть золота и отправиться в Благовещенск. Хотелось увидеть новый
амурский город,  прииски, запашки крестьян-новоселов по пятьдесят и по сто
десятин.
     Он решил купить там лошадей и спуститься с ними по Амуру на плоту.
     Теперь,  каждый из  крестьян ехал на  речку мыть золото,  когда хотел
сделать какую-нибудь покупку.
     Надо было Наталье платье —  она шла в воскресенье на Додьгу. Побывали
там и  телеграфист и Сашка-китаец с женой Одакой.  Сашка мыл золото вблизи
новой росчисти Егора.  Кузнецов давал ему  свою бутарку.  Один день китаец
кайлил и подымал бадью,  а Егор мыл,  потом Егор кайлил,  а Сашка с Одакой
мыли.
     Жена  телеграфиста  умела  обращаться  с  аппаратами,  а  сам  он  по
воскресеньям бывал на Додьге.
     — У  Кузнецовых амбар богатый.  Всего накупишься, —  говорил Тимошка,
сидя  в  солнечный день на  отмели и  глядя на  речку,  на  берегу которой
тарахтели лопаты на  бутарках,  белели рубахи крестьян и  берестяные шляпы
гольдов.  Тут же беглые,  живущие у  Федора,  Ольга,  все Кузнецовы,  трое
смуглых,  голых до  пояса китайцев в  больших шляпах,  Бормотовы молодые и
старые.
     — «Егоровы штаны» да «Кузнецовых амбар»! — восклицал Силин.
     Название  по