х.
     — Ну,  Яков, —  спросил Егор,  разгружавший свою лодку с  сеном, —  а
видел ли ты где-нибудь колеса на Амуре? Или всюду на палках сено возят? Ты
ведь весь Амур прошел, должен знать.
     — Везде так, — отвечал Яков, захватывая на вилы огромную охапку сена.
     — Стараются! — сказал Федюшка. — Эй, Яков, Агафон, Авраамий! — позвал
он бродяжек. — Идите, покурим.
     Но  те  работали.  Сено  огромными  стогами  возвышалось вокруг  дома
Барабановых.
     — Эй, Яков, отдохни! — крикнул Егор.
     — Нельзя. Вода остров топит.
     — Иди, про Соколин расскажи.
     — Дай управимся.
     — Не бойся, Федор на прииск уехал.
     — Он  язва,   колдун,  и  так  все  пронюхает! —  с  досадой  отвечал
долговязый белобрысый Агафон. — И как он узнает?!
     И  рыжий  Авраамий,  и  Агафон,  и  седой  Яков,  живя  в  Уральском,
поздоровели, загорели, стали похожи на крестьян. С лиц их исчезли тюремная
бледность и выражение вины и настороженности.
     Пришла  лодка —  приехал  Федор  с  женой  и  с  сыном.  Взглянув  на
старавшихся бродяг, он важно подмигнул Кузнецову.
     — А золота мало намыл...  Содержание плохое, — со вздохом рассказывал
он, но вид у него был довольный. — Золото твое шибко много труда требует.
     — А  Егор в  люди выбиться никак не  может, —  с  насмешкой сказал он
жене,  шагая к  дому с  мешком. —  И золото ему не поможет.  Чтобы хорошим
хозяином быть, держать все в порядке, нельзя самому работать. Самому везде
не поспеть.
     Кузнецовы собирались на  прииск,  сделали тачку на деревянном колесе,
напилили досок.
     — Маменька,  я по золото поеду, —  объявила Дуняша,  возвратившись от
Кузнецовых домой.
     Пахом с Аксиньей посоветовались и решили: пусть молодые едут.
     — Пускай попробует, —  говорила Аксинья про Дуню. —  Она бой-баба, ей
всякое дело дается.
     В воскресенье все крестьяне потянулись на Додьгу.  Близ устья Елового
ключа  забелели четыре палатки.  Задымились костры.  У  ключа  росли груды
песков.  Россыпь была  небогатая,  но  для  крестьян могла  стать  хорошим
подспорьем в хозяйстве.  Илья копал пески без устали,  а жена мыла. За три
дня работы она сняла больше всех со своей бутарки.


                                  * * *

     Возвратившись с прииска, Илья спал допоздна. Все ушли в поле, оставив
молодых домовничать.  Аксинья и раньше души не чаяла в невестке, а теперь,
когда та привезла с речки золото,  баба готова была чуть ли не молиться на
нее. Она не гнала молодых на поле.
     Когда Илюшка проснулся,  пироги были испечены, печка вытоплена и обед
готов.  Дуняша подсела к мужу,  обхватила его загорелую шею руками и стала
рассказывать, как все завидуют ее добыче, — нынче много об этом пересудов.
Дуне  не  столько сейчас  хотелось золота,  сколько ласки  и  разговоров с
мужем.
     — Тебе золото дается не то что людям. Тайга тебе своя.
     От ее похвал Илья готов был хоть сейчас снова ехать на Еловый ключ.
     — А на других речках крупное,  говорят,  попадает.  Не то что у  нас.
Сказывают, как бобы. Везде, говорят, есть.
     — Сегодня уж останься, — просила жена. — А маманя довольна!.. И тятя!
Утром не велели подымать тебя. Завтра уж вместе поедем. И Татьяна с нами и
Федька.


                                  * * *

     — Законное ли дело — мыть золото? — спрашивал Пахом.
     — К чему такие разговоры! — восклицал Силин.
     — Конечно, незаконное, — отвечал Кузнецов.
     — Нашего добра не хватит заявки-то делать, — говорил Барабанов.
     — Да кому какое дело,  что я  золото мою! —  сердился Силин. —  Вон у
меня золото на  огороде оказалось.  Где я  картошку посеял —  полоса пошла
вниз, к озеру, и тут как раз золото. Кто же это запретить мне может Мыть у
себя на огороде? Что я, умом рехнулся — на своем огороде заявку делать!
     — А эвон поп едет к нам, —  заметил лодку дедушка Кондрат. —  Чего-то
учуял...
     — Сам гребет, — молвил Барабанов.
     — Его никто возить не  соглашается.  Он во все ключи,  во все протоки
лезет. Пусть сам старается! — воскликнул Силин.
     Поп подъехал,  вылез на берег, вытащил лодк