|
ее Дуняша, —
только вылечи!..
— Еще крепче будет, касатка, — улыбаясь кивала старуха. — И-и,
родная, разве это раны! Днями встанет и пойдет.
* * *
Пахом и Тереха Бормотовы молотили снопы на амурском льду. Работа шла
весело и дружно, когда с Экки на лыжах прибежал Васька Кузнецов. Все пошли
в избу, и там мальчик прочел телеграмму:
«Илью погрызла барса, не беспокойтесь. Илья живой. Надо отцу
приехать.
Р о д и о н Ш и ш к и н».
Сразу ехать Пахом не мог, так он был взволнован. Мужик высидел в избе
полчаса, потом опять пошел молотить. Он лишь забыл надеть шапку, хотя на
Амуре начался ветер.
Пахом работал и думал об Илье, не желая поддаваться отчаянию.
На другой день он дождался низовой почты. Ямщики рассказали про охоту
Ильи на барса. Разузнав все толком, Пахом отправился в Тамбовку.
Ехал он, не торопясь, не изнуряя лошадь.
Встречные передавали Пахому все ту же весть и удивлялись его
спокойствию. Через два дня, подъезжая к Тамбовке, Пахом примерно уже все
знал. Он догадывался, как тамбовцы беспокоятся, что случилась с парнем
такая беда и что отец рассердится на них. «Илья не утерпит, если ходит
поблизости зверь, — как им было углядеть?..» Пахом не винил тамбовцев и
взыскивать ни с кого не собирался.
* * *
— Я утром встал, поглядеть пошел, — лежа на постели, рассказывал отцу
Илья, — вижу — след. Мы и накануне ходили следы глядеть, а видно было
плохо.
— Это я его распалил, — сетовал Родион.
— Ну, думаю, дай погляжу, что дальше. Сходил домой за ружьем — на
случай, если тигра встретится.
— Это я слыхал, как он за ружьем заходил, — сказал Митька.
— Ах ты, тварь! — не вытерпел Спиридон. — Что же раньше молчал?
— Нет, это я виноват, упустил, — твердил Шишкин. — Винюсь...
— Ну, ничего, как-нибудь. Только вот зачем же телеграф беспокоили?
— Это не мы, а Дуня. Требование представила, чтобы выбить телеграмму
про Илью, — оправдывались тамбовцы.
— Кричит на меня, — продолжал Родион: — «Караульщик ты несчастный,
поезжай на станок, тятю, маму утешь, а то ямщики приедут — наврут!» Покоя
не дала, пока телеграмму не отбили.
* * *
Через неделю в Тамбовку с почтой приехал Сашка-китаец. Он распряг
лошадей и поспешил проведать Илюшку.
Сашка удивился и обрадовался, встретив его на улице.
— Илюшка сам ходит! Ну, здравствуй! Моя слыхал — тебе барса убил.
Тебе здоровый теперь. Холосо! — Он обнял парня.
Сашка пообедал у Шишкиных. Вечером вместе с другими ямщиками и с
тамбовской молодежью он сидел у ворот.
— Тебе стал толстый, — говорил он Илье. — Че тебе, как лечился, какой
корень кушай?
— У нас какие корни, — отвечал Илья. — Хрен да редька.
— Ему, Сашенька, невеста каждый день пироги печет, — заговорили
девки. — Уж она его откармливает! А тебе бы тоже надо жениться. Тебе бы
твоя баба талой да чумизой порала бы каждый день, да хреном с редькой.
— Наша есть китайская пословица: больной кушал хрен, чай пил — и не
надо фершала: выздоровел и сам пошел!
— Саша, а мы слыхали, что ты женишься, — подсела черноглазая Нюрка.
Сашка чему-то посмеивался.
— У тебя глаза красивы! — сказал он Нюрке. — Дуня такой глаза —
расширял он двумя пальцами свои веки, — а тебе такой, тянул он кожу выше
скулы, так что глаза скосились.
Девушки рассмеялись.
— Ну, Саша, расскажи мне что-нибудь, — попросила Дуня.
— Что скажи? Моя знай, ваша скоро свадьба, — кивал он на Илью и на
нее. — Тебе жениха лечи: Моя знай, все слыхала. Тебе шибко хороша жена
буду. Наша есть такой закон: дедушка родил отец, его родил сынка, сынка —
внука, внука еще роди сынка, и все живы! Никто не помирай!.. Так надо
живи, много внука надо, вот такой наш закон. Так хорошо. Лучше нету.
— И у них такой закон тоже будет, — смеялась Нюрка и подталкивала
Дуняшу локтем.
* * *
Бормотовы были небогаты, но справляли свадьбу широко и щедро. Пахом
полагал, что, если отец ничего не пожалеет на свадьбу, сын будет жить
счастливо.
— Весной тигра кормится барсуком, — громко рассказывал Илюшка. — Где
его нору найдет, там сидит и караулит. Как он вылезет, она его цап — и
сожрет.
|
|