как дочка в него?» — мелькнуло
в голове Ивана.
     — Я дурной, всего не пойму никак! — сказал он.
     — Помозгуй...
     — Я не все пойму, что ты толкуешь.
     — Я  давно хочу  с  тобой поговорить,  но  побаиваюсь:  язык  у  тебя
длинный.
     — Это верно, — согласился Иван.
     — Ты в шутку будто, а все выболтаешь...
     Говорили околичностями и  намеками и  никак  не  сговорились.  Шишкин
сказал,  что  согласился бы  отдать дочь,  но  прежде надо отказать Илье и
сделать это политично, а то рассердятся все: и тамбовские и пермские.
     — Твое дело — волчье: схватил, да и был таков, а я отец.
     Еще хотел он узнать, венчан ли Иван с гольдкой.
     Толковали долго.
     — Но твердо не обещаю, — уклончиво говорил Спирька.
     Иван знал:  чем  сильней такой человек чего-нибудь хочет,  тем  менее
старается это показать.
     Иван затеял угощение в  избе Родиона.  Так часто случалось,  когда он
приезжал. Мужики этому не удивлялись.
     Пришли  Овчинниковы и  опять  затеяли разговор про  сватовство.  Иван
поддерживал их, подмигивая Спирьке. Советовал ему соглашаться.
     В это время в горнице в доме Спиридона было полно девиц.  Они пели за
прялками. Иван пришел туда. Он подсел к Дуне.
     Она в  новом сарафане,  в  светлых рукавах.  Он  знал:  ее собирают к
венцу.
     — Ты не обиделась на меня?
     — Нет, —  спокойно ответила Дуня и взглянула,  как бы желая спросить:
«За что же?»
     — Какая ты светлая, белая, чистая.
     Она засмеялась.
     — Шибко хороша!
     — Эй, эй, чего ты ей поешь! — вступились девицы.
     Иван вспомнил,  какое злое чувство пробудила она в нем прошлый раз. А
сама скромная, нежная.
     — Знаешь,  Дуня,  я  люблю утром пойти тайгой,  послушать,  как птицы
поют.  Солнышко чуть всходит,  чисто на душе,  так светло.  Как в детстве,
душа  радуется...  Птица  сидит,  перышки чистит,  ясная,  свежая.  Воздух
какой!..  И вдруг вскидываю ружье —  бац,  грохот,  все к черту, эта самая
красавица птица валится вся в  крови,  перья летят...  Скажи,  не зверь ли
человек?
     Она глядела на него с огорчением: дядя Ваня опять глупости порол.
     — Так  же  ведь  и  с  любовью, —   продолжал  он,  глядя  странно  и
пристально.
     Она вспыхнула от стыда. «Попробуй!» — как бы ответил ее взор.


                                  * * *

     Олени Старик и  Царь  бежали,  широко раскидывая ноги.  Закутавшись в
доху,  Иван лежал в  нартах и  смотрел вперед.  За рогами оленей виднелись
ущелье и снежная равнина.  Он вспомнил разговор у Саньки. Овчинников ждет,
пока соседа нужда задавит. Край богат, а он от избы не отойдет и из соседа
гроши выжимает. Он даже хвалиться стал, что к нему все с нуждой идут.
     Нынче  повсюду  в   деревнях  росли  торговцы.   Началась  борьба  за
богатство.  Иван не боялся.  Он чувствовал, что все эти люди, пришедшие на
Амур издалека, со всеми их желаниями и грехами еще понадобятся ему, что от
богатых пригодится богатство,  от бедных —  труд. «Спирька склонялся... Но
не  врет ли  он,  расейский хитрован?  Толкует:  мол,  твердо не обещаю...
Может, я умом рехнулся, поверив ему? Ну, пусть-ка...»
     Стены  каменного ущелья поползли над  нартами.  Острые черные скалы в
белых березах лезли ввысь, во мглу. Сжатый между ними Горюн застыл буграми
и торосами. Глубокий снег завалил лозы.
     — Ы-ий!.. Ы-ий!.. — как волки, выли во мгле погонщики.
     Сквозь  изморозь  и  туман  косматым желтым  пятном  едва  проступало
солнце.
     «А  как бы  барса на самом деле Илью не съела», —  думал Иван.  После
разговора со Спирькой зло его к Илье стало стихать,  но как он злу этому и
прежде  старался не  давать  воли,  так  противился он  теперь  и  доброму
чувству,  что  явилось в  душе к  парню.  Он  вообще не  любил поддаваться
чувствам и  всю  жизнь был  настороже.  Даже своей душе не  верил иногда и
держал ее в узде. С такой душой, он знал, можно гору своротить.
     «Неужели Спирька меня  обманывал?  Цену набивал?» —  подумал он.  Еще
никто не обманывал Ивана.
     «Но что она нашла в  Илье?  Говорит,  что любит его...  Сам я говорил
Илье,  чтобы на Горюне свататься.  Но никогда не думал,  что так случится.
Вот,  говорят,  на грех из палки выстрелишь,  ударило из пня, из Ильи! Вот
шутки!  Шутил,  шутил —  и  дошутился.  Уж  очень плохо судил об  Илье...»
Надежда была на богатство...  «Я люблю ее, а она Илью. Я готов на руках ее
носить, а она меня не видит».
     Иван уснул и проснулся под той горой, где перебил он кучу людей.
     «Что это  я  задумал?  Может,  пусть она любит парня?» —  мелькнуло в
голове.
     Нежность и  боль явились в  душе Ивана.  «Пусть она будет счастлива с
парнем. Она молодая».
     А  другой голос нашептывал:  «Погоди,  еще все переменится,  поживет,
полюбит и тебя. Начал бить, Иван, бей дальше! Не жалей никого!»


                                  * * *

     А Спиридон,  проводив Бердышова,  подумал:  «Поверил Тигр!  Но, слава
богу, я нашелся»!
     Он сказал дочери:
     — Берегись всю жизнь Ивана,  он тебя сватал,  не постыдился, говорит:
полюбил,  чуть л