стрый Ключ.  На  устье протоки,  бежавшей из
таежного озера,  на  низкой релке  среди  рубленой тайги  стояли три  избы
переселенцев и  почтовый станок.  Почта  пошла  дальше.  Егор  простился с
разговорчивым сопровождающим,  покормил коней  и  после  обеда  пустился в
обратный путь.
     Не доезжая мыса,  за которым скрылось Уральское,  он свернул к  Экки.
Навстречу ехал поп на  лошади.  Егор поздоровался с  ним.  Священник часто
посещал эккский телеграф, посылал посылки попадье в Николаевск.
     Солнце шло к  закату,  но  сияло ярко.  Повсюду,  куда ни  кинь взор,
горели свежие снега.
     Под  боком  сопки  приютился  бревенчатый дом  на  высоком  кирпичном
фундаменте.  От станка по обе стороны выбежали по просеке столбы, тянулись
звеневшие провода. Тут был строгий казенный мир.


                                  * * *

     Сергей   Вихлянцев  вырос   в   старой  переселенческой  деревне  под
Николаевском.  Он хром на одну ногу,  поэтому отец считал его негодным для
работы  в  хозяйстве и  послал  учиться.  Парень оказался любознательным и
способным.  Он учился хорошо,  поступил на курсы телеграфистов и,  успешно
окончив их, получил чин и должность.
     С  женой и  ребенком Сергей приехал со  старого места службы в  Экки.
Изба была крепкая, строена за ветром, под обрывом. Дров заготовлено вволю.
Аппараты новехонькие.  Два  солдата ходили на  линию,  если случался обрыв
проводов.
     Ударили морозы,  река  застыла,  покрылась густым  туманом.  В  тайге
трещали деревья.  На  тысячу верст кругом,  кроме маленьких,  зарывшихся в
снега переселенческих деревушек, не было жилья.
     Сергей не  скучал.  На  станке тепло  и  уютно.  Постукивает аппарат,
сообщая свежие новости.  На  столе —  газета,  на  стене —  географическая
карта. Телеграфист часто затевал разговор с телеграфистами других станков.
     Другая половина дома отведена для жилья. Там широкая, сделанная самим
Сергеем деревянная кровать,  а  в зыбке,  подвешенной к потолку,  спит его
сын.  Стол,  стулья,  шкафчик с книгами и другой —  с посудой — между двух
обледеневших окон на  Амур да горшок с  цветами —  вот и  вся обстановка в
доме Сергея.
     Рядом с телеграфом —  зимовье,  где останавливались ямщики.  Уральцы,
гонявшие почту,  бывая на  новом станке,  перезнакомились и  подружились с
Сергеем.
     Егор, подъехав к телеграфу, вытащил из саней пудовый мешок. Он привез
Сергею гостинец — белой муки.
     — Я  летом сам  собираюсь расчистить клок да  посеять, —  с  радостью
принимая подарок, говорил русый курчавый телеграфист.
     Мука была кстати: паек из города задерживали. Сергей уж послал за ним
в Софийск солдата.
     Жена Сергея завела квашню.  Телеграфист надел ватную куртку и  сходил
за  дровами.  Кузнецов попросил его  приехать завтра утром  в  Уральское —
помочь написать письма на родину,  сказал,  что мужики дадут ему за это на
водку.
     — Да я не пью, — весело ответил Сергей.
     После ужина улеглись.  В  избе было жарко.  Сергей лежал на кровати и
рассказывал Егору,  что  турки  грабят и  разоряют славянское население на
Балканах,  что сербы и  черногорцы сражаются против них.  Он говорил,  что
может начаться война с Турцией.
     — Перевозки  на  Амуре  идут —  это  к  войне.  Во  Владивостоке порт
укрепляют.  Если начнется война с  Турцией,  то  можно ждать событий и  на
Востоке.  Могут за  Турцией подняться англичане,  а  у  них  флот на  всех
морях...
     Он  рассказал про  англичан:  как  они завоевывают все новые и  новые
земли во всех странах света.
     Егор  подумал,  что  раньше все  такие события его  мало касались,  а
теперь он живет в  другой стране,  где и  чужие государства близки и океан
рядом.
     Поздно ночью Егор вышел на  двор.  Светло горела полная луна.  Ночной
вид реки,  гор и  звезд,  сияние снегов,  тишина на миг околдовали мужика.
Густо  звенели  провода.   На  тысячи  верст  вокруг  сопки,  леса,  пади,
заваленные снегами, застывшие реки. Егор подумал, что не только гул пурги,
но и  другие бури —  бури людской жизни —  стали доноситься теперь сюда по
этим  проводам.  Он  знал,  что  есть  на  свете  разные народы и  сильные
государства.
     Прежде,  в первые годы,  Егора тревожила близость Китая, который, как
он  слыхал,  был многолюднейшим из государств;  много толковали всегда про
китайцев проезжие господа,  даже Барсуков,  уверяли,  что их надо бояться,
что  они  все  возьмут своим числом.  Но  здешние люди говорили,  что сами
китайцы  народ  ладный.  С  течением времени Егор  совсем  перестал видеть
возможных врагов в китайцах,  хотя Барсуков пугал, что они со временем тут
могут всех окитаить.  С другой стороны,  вот там,  за горами,  раскинулось
море.  Хотелось Егору повидать море, он, как и мальчишки его, тая дыхание,
слушал  рассказы  приезжающих из  Владивостока и  Николаевска.  «Что  идут
перевозки,  что  укрепляют  порты —  это  хорошо», —  думал  Егор.  Всякая
опасность для государства прежде всего отзывалась на мужиках. Мужик платил
подать.  Мужика на старых местах брали в  солдаты,  отстаивать государс