|
Удога полагал, что пора всем гольдам заводить коней и огороды,
учиться жить по-новому. Он видел в крестьянах сильную подмогу для своего
народа. Простые правила жизни русских казались ему тверже и лучше казенных
законов. От крестьян гольды получали хлеб, овощи, учились стрелять,
лечиться. Удога хотел, чтобы сородичи его стали крестьянами.
Старик сходил на станок, приехал оттуда верхом, запряг коня в сани,
взял тулуп, ружье и отправился в Мылки. Бата, Бали, Падога и другие
бельговцы в тот же день поехали следом за ним.
Школа — светлое бревенчатое здание рядом с церковью — полузанесена
снегом. В прихожей, куда вошел Удога, с пола поднялись какие-то люди.
Григорий Иванович узнал мылкинцев.
— Тоже попу подарки таскаешь? — живо спросил его Писотька.
— А зачем здесь ты? Ведь у тебя сын еще маленький! — удивился Удога.
— Племянник учится.
Удога присел на пол в прихожей. Потихоньку, чтобы не мешать уроку,
гольды разговорились. За стеной слышался голос священника. Временами
что-то отвечали ученики.
Урок окончился. Поп вышел из класса. Гольды поднялись и поклонились
ему.
— А-а! Удога! Кстати пожаловал.
Гольды сидели здесь с раннего утра, видели своих ребят, толковали с
ними и терпеливо ожидали, когда можно будет подойти к батьке. Поп позвал
Удогу в класс, подвел к нему Охэ, похвалил мальчика. Священник оставил
Удогу на уроке. Дети занимались, сидя за столами. Поп показывал им
картонные буквы. Удога вспомнил, как в Николаевске его вместе с двумя
гиляками учила грамоте Катерина Ивановна Невельская, и прослезился.
После уроков поп пригласил Удогу пить чай. У дверей Покпа разгребал
снег деревянной лопатой.
— Устал, фу-у-у!.. — протянул он жалостно и, когда поп прошел,
подмигнул Удоге и приложил ко лбу два растопыренных пальца, показывая, что
поп «рогатый» — сердитый.
Поп привел гольда в свою комнату. Удога заметил, что хотя он вежлив и
угощает гостя чаем и булками, но ему скучно. Похоже было, что поп чего-то
ожидал и думал про свое, а похвалы Удоге за устройство жизни на русский
лад сказаны им лишь из вежливости.
Под окном проковыляли гольды. Плелся горбатый Бата, за ним брел Бали,
и, дотрагиваясь рукой до земли, с трудом переставлял ноги сведенный
болезнью Падога.
Поп кашлянул в волосатый кулачище, метнул в окно оживленный, полный
любопытства взор и быстро погасил его, приняв строгий и важный вид.
Удога понял, что поп ждет этих гольдов и потому так рассеян и
невнимателен.
Едва дверь приоткрылась и в нее заглянул Писотька, как поп
приосанился, велел гольдам побыть в сенцах, а сам продолжал беседовать с
Удогой.
Гольды, о чем-то поговорив между собой за дверью, вскоре опять вошли
в комнату.
Поп оглядел их мешки.
— Ну, что вам? — спросил он.
— Подарки тебе таскали, — робко молвил Писотька.
Бата захихикал умиленно и полез к попу целоваться. Удога, знавший,
как дед в душе ненавидит священника, немало удивился его притворству.
Гольды стали вынимать меха: лису, соболя и выдру. При виде их поп,
заядлый пушнинник, не мог удержаться от возгласа восхищения. Раскинув
пышную лису, он встряхивал ее так, что мех бежал волной.
Удога поднялся. Поп охотно отпустил его, хотя и предлагал выпить еще
чашечку чаю. Удога нагонял на него тоску своими разговорами о
справедливости и соблюдении законов. На такие речи поп сам был мастер, они
ему осточертели, и он знал, что если кто-нибудь говорит так, то с него не
разживешься.
Удога вышел из домика. Маленькие гольды-ученики катались с крутого
берега на поленьях. День был яркий, свежие снега так и блестели.
Охэ в задумчивости сидел на крылечке, поджидая отца. Завидя его, он
поднялся и подошел к нему с грустной улыбкой. Охэ был стройный, не по
годам рослый мальчик. У него большая голова и длинная смуглая шея.
Удога обнял и поцеловал сына. После безрадостной беседы с попом он
почувствовал к сыну особенную теплоту и нежность.
Охэ и Удога присели за церковью на бревнах. Мальчик пожаловался: поп
часто бьет его по рукам линейкой — и стал проситься домой.
Удога понимал, что сыну тяжело, но не хотел отступаться от своего.
— Учись обязательно, — сказал он строго.
Охэ расплакался.
— Учись! — в гневе воскли
|
|