лись из  лесу  поближе к
людям.
     Погода переменилась. Полили дожди. По ночам шел снег.
     Пурга,  мороз,  лед на  лужах радовали Илюшку.  Он ждал зимы,  как бы
торопил ее.  Сопки  уже  побелели,  река  стала похожа на  огромную черную
отмель,  мелкие волны цвета зыбучих мокрых песков лениво и  слабо ползли к
берегу.
     — Вот когда вода тяжелая! — оказал дед.
     Посредине Амура  выступила заваленная снегом,  белая,  тонкая,  очень
длинная коса,  поделившая поверхность черной  воды  на  два  озера.  Белые
сопки,  казалось,  выросли за  рекой.  Мимо прошел пароход с  сугробами на
палубах и пристал где-то за рекой между сопок.
     В  Уральском часто говорили теперь про  церковь.  В  эти дни забылись
проделки Гао и  торгашество в храме,  корысть и назойливость попа,  драки,
охота  на  гусей,  пьянство.  Помнилось торжество,  общая  радость,  слезы
волнения,  просветленные лица,  толпа в белых платках и светлых платьях. В
сырой, конопаченной мохом церкви крестьяне чувствовали себя заодно со всем
народом  и  своей  родней,   оставшейся  на  старых  местах,  и  терпеливо
выстаивали такие же непонятные, но торжественные службы.
     Когда  с  озера  сквозь белый  вихрь,  крутившийся над  черной рекой,
доносились  звуки  колокола,  чувство  торжества  вновь  овладевало  душой
крестьян.  Хотелось бы им чего-то поясней, попонятней поповых проповедей —
новая жизнь многое открыла людям,  пришедшим на Амур.  Но пока что,  кроме
попа и колокола, у них ничего не было.
     Колокол звонил и  в пургу,  и в туман,  и в осенний холод,  напоминая
людям  о  старых  местах,  с  которых пришли они  сквозь великую Сибирь на
берега Амура.
     Пришел пароход.  Опять Ивану привезли товары.  Сгружали ящики,  тюки,
мешки. А из Иванова амбара часть товаров опять носили на берег, грузили на
этот же пароход.  Савоська уезжал в низовья. Он должен был сгрузить все на
устье Амгуни,  где  его  ждал доверенный Ивана,  его  дальний родственник,
старик Бердышов с  поисковыми рабочими.  Савоська должен был  провести всю
партию  туда,  где  Иван  на  водоразделе между  Горюном  и  Амгунью занял
участок, с тем чтобы начинать разработки.


                                  * * *

     А за рекой,  на сопках,  загудели провода.  В маленьком стойбище Экки
заканчивали постройку  телеграфного станка*.  С  последним  пароходом туда
прибыл  молодой чиновник с  женой  и  ребенком.  Чиновник нанял  одного из
гольдов  сторожить станок  и  топить  печь.  Туда  же  назначены были  два
солдата,  которые должны были  в  случае обрыва проводов ходить по  линии,
искать повреждение.
     _______________
          * С т а н о к — телеграфный пункт, пост.

     Одним  из  этих  солдат был  Андрей Сукнов.  Он  и  прежде работал на
проводке телеграфных линий,  а  теперь выпросился у  полковника служить на
станке.
     По свежевыпавшему снегу бродил он на лыжах с  сопки на сопку.  Внизу,
за  Амуром,  среди  лесов  вились  дымки.  Белела  вырубленная релка,  как
маленькое пятнышко.
     По черному Амуру плыли льдины,  похожие на стынущее сало. На одной из
них с края на край испуганно бегала крохотная рыжая коза.
     Провода гудели все  сильней,  хотя  в  воздухе стояла тишина.  Где-то
далеко-далеко начиналась буря.


                          ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ВТОРАЯ

     Синдан жил у Гао.
     — Общество торговцев должно мне помочь, — говорил он. — Кто я теперь?
Разоренный изгнанник.
     Гао кормил Синдана и  поил ханшином,  но  Синдан замечал:  ему уже не
выказывали былого уважения.
     Одежда его обтрепалась,  штаны и  куртка лоснились.  Живя у  Гао,  он
временами забывал свою ненависть к Ивану,  который хотя и разорил его,  но
был далеко. Синдан злился на своего хозяина.
     «Почему он невежлив со мной?  Он стал пренебрегать мною,  тяготиться.
Уж не такой я тут почетный гость, как бывало. И чем дальше, тем хуже».
     Синдан был  грубый и  жестокий человек.  Он  привык теснить,  терзать
людей и  вскоре возненавидел Гао,  потому что жил с ним и не смел тиранить
его.
     Несколько лет Синдан был властным и  богатым.  Он и  сейчас не верил,
что нельзя восстановить былого могущества, хотя он и гол и разорен, товары
его  потоплены,  а  лавка  сожжена.  Синдан  привык верить,  что  торговцы
всесильны.
     «Если они захотят,  все будет мне возвращено.  Я опять стану хозяином
речки. Тогда уж отомщу не только тунгусам, но и самого Юкану закопаю живым
в  землю.  Гао пожалеет,  что пренебрегал мной.  Почему он не хочет помочь
мне?  Семья Гао так богата и влиятельна, что может всего достигнуть. Стоит
только  поехать  на  Горюн,   припугнуть  дикарей,  дать  взятку  русскому
начальству. О-е-ха! Если бы мне власть, я бы показал! Нет напрасно я щадил
дикарей.  Это они меня подвели,  знал бы  раньше,  я  бы  с  них три шкуры
содрал. Но почему Гао не хочет мне помочь?»
     Синдан ждал съезда торговцев.  По  осени они обычно съезжались к  Гао
для азартной игры.
     «Напрасно  выбрали  старшиной  Гао.   Надо  избрать  Чензу.   Ченза —
смельчак.  Его брат Ян  Суй также