зьмич. —  Он,  говорят,  при случае не прочь на кулачки выйти.  А какова
паства?
     Взор  Барсукова обежал длинные ряды краснолицых,  покусанных мошкой и
сгоревших от солнца пьяных прихожан,  сидевших за соседним столом.  Родион
Шишкин,  скаля  большие желтые  зубы,  трясся  от  смеха,  слушая  рассказ
Бердышова.  Сильвестр что-то  кричал на  ухо  великану Саньке Овчинникову.
Темнобородые братья  Бормотовы,  старый  одноглазый Покпа,  Сашка,  Улугу,
нервный,  дергающийся оборванец Савоська,  рябой  Тимоха  Силин  с  умными
глазами и десятки других мужиков, гольдов и китайцев пили, ели, ссорились,
спорили,  обнимались. Изредка к ним подходил могучий поп — торгаш, деляга,
колонизатор и путешественник, пахарь, плотник и рыбак.
     — А  вы  знаете,  что  этот  поп-конквистадор  составляет  грамматику
гольдского языка? — сказал бородатый чиновник.
     — Да,  он грамотный и любознательный человек. Его не сравнишь с нашим
отцом  Константином, —  кивнул Барсуков на  чернобородого попа  в  лиловой
рясе.
     — Он ученик преподобного Иннокентия.  Тот хвалил его всегда.  Немного
огрубел и, кажется, опустился.
     Оломов разгладил усы,  крякнул и  подмигнул Петру  Кузьмичу,  как  бы
приглашая его смотреть, что будет дальше. Он обратился к попу:
     — Покажите нам,  батюшка,  свое ружье.  Да, да, не удивляйтесь, я все
знаю.  Я  понимаю вас:  ружье  амурскому священнику необходимо.  Покажите,
покажите, не стесняйтесь.
     Поп послал Айдамбо за ружьем.  Исправник ждал с  видом превосходства,
как бы заранее уверенный, что обнаружит неполадки в ружье священника.
     — Гуси, гуси! — вдруг крикнул Писотька.
     Гости повыскакивали из-за столов.
     Айдамбо прибежал с  ружьем.  Поп,  стоя  среди городского начальства,
показывал ружье, не выпуская его из рук.
     — Ну-ка, дайте мне, — пробубнил исправник.
     Он  заглянул в  дуло,  попробовал курки,  оглядел ложе.  Все  было  в
порядке. Он отдал ружье священнику.
     — Более держу  для  просветления дикарей,  для  примера и  назидания,
каково превосходство современного оружия перед их кремневками и фитилями.
     — Батюшка, гуси летят, — теребил попа за рясу пьяный Силин. — Дай мне
ружье, я стрелю... Гуси летят!
     — Да вижу я. Отлынь, ирод!
     Над  озером  летела громадная стая  гусей.  Из-за  тальникового леса,
из-за  пойм,  со всех сторон,  заполняя небо криками и  хлопаньем крыльев,
поднимались все новые и  новые караваны птиц.  Они летели прямо на  людей,
словно в страхе спасаясь от чего-то.  Кругами поднимаясь ввысь, они шли за
озеро над островами и гольдскими стойбищами.
     — Солнце им глаза слепит.
     — Эти  гуси,  сыны мои,  сидели на  косе,  окруженные со  всех сторон
водой, — спокойно и поучительно заговорил поп. — Они отдыхали от перелета.
Их вспугнул медведь.  Медведь этот еще вчера ходил там и пугал их;  я ехал
на омброчке,  видел его следы и  лежку.  Вот он вылез на косу и встревожил
птиц.
     — Батя, дай, дай ружье! — умолял Силин.
     Охотники разбежались,  хватая ружья из  лодок,  на  ходу заряжали их.
Савоська и Айдамбо побежали к церкви.
     — Братья! — громогласно продолжал поп, размахивая ружьем. — Не смейте
стрелять у храма! Что тут, стрельбище?
     Но попа уже никто не слушал:  гусей было невиданное множество,  и они
шли совсем низко. По берегу раздались одиночные выстрелы.
     — Рано бьете, дайте подлететь, — не выдержал поп.
     — Один только раз, — спросил Тимошка.
     Он вырвал ружье из рук попа, выстрелил, но промахнулся.
     — Эх ты, стрелок!..
     Гуси летели со всех сторон. Вдруг поп отнял ружье у Силина и, вскинув
его,  выпалил по  вожаку.  Слышно было,  как  дробь густо пробарабанила по
перьям, дырявя крылья птицы. Гусь пролетел за палатку и пал камнем. Тотчас
же, как по команде, по всему берегу пробежал разнобой выстрелов.
     Гусей били из ружей и  стреляли из луков.  Охотники толпами бежали на
холм,  гольды стреляли с паперти.  Покпа палил, стоя по пояс в воде, Улугу
отплыл на оморочке,  а Савоська и Айдамбо,  забравшись на колокольню, били
гусей в упор, пристроивши свои тульские дробовики между колоколами.
     — Вот это побоище! — басовито воскликнул исправник.


                                  * * *

     Прибежали девки. Дуняша кинулась к отцу.
     — Дрался! —  с восхищением,  так что взвизги прорывались в ее голосе,
зашептала она. — Терешку и Андрея укротил!
     — Кто это? — пьяно спросил Спирька, кидая гуся на стол.
     — Илюшка...
     — А-а! Ну,