еще молоденькие, а славно танцуют, — сказал Спиридон.
     — Подрастут — и можно сватать! — твердил Родион.
     В избу ввалились великаны братья Овчинниковы.
     — Ну че, гулеваним? Давай, давай, — бубнил Санька Овчинников.
     Заплясали бабы, замелькали платочки. Петровна проплыла по избе.
     Легкая и  стройная,  в  белых рукавах и сарафане,  в толстых чулках и
ботинках,  Дуня  вышла на  середину избы.  Она  подняла голову и,  разводя
руками, легко проплыла по избе.
     — Вот Ваньку выбери!
     Дуня повела плечами, улыбнулась.
     — Гляди — Дунька! Молоденькая, молоденькая, а какой змеей вильнула!
     — Парень, ожгла? Куда теперь денешься?
     — Эх, ма-а, забайкальские казаки! — пустился в пляс Бердышов.
     По тому,  как ловко и с каким притопом Иван прошелся по кругу,  видно
было, что мужик он еще молодой и бравый. Он надулся, вытаращил глаза, лицо
его побагровело.
     — Гляди, Ванька чего вытворяет!
     — Эй, бурхан пляшет!
     — Брюхан, истинно брюхан...
     Бердышов и Дуняша, взявшись за руки уж после того, как стихла музыка,
отделали несколько коленцев,  как  бы  не  желая уступать друг другу конец
танца.
     Иван вдруг схватился за голову и  грузно пошатнулся на сторону.  Дуня
засмеялась.
     — Ты что?
     — Вы,  дяденька, маленечко меня не придавили, — отстранясь, вымолвила
она.
     Иван взял ее за руки и развел их, клонясь к ее шее.
     Дуняша вырвалась и отбежала.
     Иван, пошатываясь, отошел к столу.
     — Хоть бы и я тигру показывал? А что? — говорил Спирька.
     — Усов меньше стало.  Кто-то  повыдергал! —  сердился Родион. —  Куда
тигра без усов!
     — Тебе бы бороду повыдергать! — пробасил Овчинников, желавший отвести
от себя подозрения.
     — Хотя  бы, —  безразлично ответил Спиридон. —  Что,  без  бороды  не
проживу?
     — Ты думаешь, эта тигра нам легко досталась?
     — Скорей  всего,  что  китайцы выдернули, —  сказал  Сильвестр. —  Мы
только в шутку об этом говорили, но ничего не делали.
     — Какие шутки! — с досадой воскликнул Родион.
     — Вот Овчинников свидетель! — сказал Сильвестр.
     — Я ничего не знаю... Это, верно, китайцы!
     — Родион,  встретишь Ваську Галдафу,  повыдергай у  него косу —  это,
наверно,  он, —  сказал  Иван,  пристально  приглядываясь  к  Овчинникову,
замечая его смущение.
     — Ну чего, весело у нас?
     — Как не весело! — засмеялся Иван. — И девчонки у вас славные. Я всем
женихов найду. А одну, как подрастет, сам просватаю!
     — А  ты  не  хотел на  праздники оставаться, —  хлопнул его Родион по
спине.
     Шишкин за гульбой повеселел.
     Иван гулял во всех домах.  Тамбовцы радушно принимали его.  В деревне
распустили слух, что Иван и Родион где-то добыли богатство.
     На прощание Шишкин крепко поцеловал. Ивана, просил приезжать еще.
     Голубые озера стояли на льду Амура,  и похоже было, что уже нет пути.
Иван ехал на риск.
     — Иван Карпыч, погоди, — окликнул его на дороге полупьяный Спирька.
     — Чего тебе?
     — Я  тебя уважаю.  Я  все  знаю и  никому не  скажу.  Я  сон видел, —
таинственно заговорил мужик, —  будто пошел я ловить калуг,  а на прорубях
заместо рыбы...
     На огороде ходили Спирькины жеребята. Молоденькая кобыленка подошла к
перегородке и потянулась к Иванову жеребцу.  Буланый задрожал и,  раздувая
ноздри,  стал обнюхивать ее.  Кобыленка жадно тянулась трепетными губами к
его морде.
     — Смотри,  кони милуются.  Жеребенок,  а  покрыться хочет, —  перебил
Иван.
     — Это тебе мерещится все!  Не покрыться, а жеребенок просто играет...
Глупости все на уме...
     Иван проворно слез,  вспугнул жеребенка, с жестокостью ударил жеребца
кнутовищем по морде и опять лег в розвальни.
     — Ты шибко пьяный сегодня, — сказал Иван Спирьке. — Чего городишь — я
не пойму. В другой раз потолкуем. Ну, будь здоров!
     — И тебе не хворать, — снял шапку Шишкин.
     Иван погнал коней.
     Едва поравнялся он  со Спирькиной избой,  как из ворот выбежала Дуня.
Увидевши коней, она ахнула и замерла.
     — Ты чего, плясунья, ахнула?
     — Маленечко вам дорогу не перебежала.
     — Смотри,  а то я бы тебя бичом, —  проезжая,  весело молвил Иван. «А
ведь славная девчонка подрастает», — подумал он.
     Через два дня,  где верхом, а где вброд, бросив по дороге