розвальни и
навьючив тюки на коней, Бердышов с трудом добирался к Уральскому.


                          ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЕРВАЯ

     Федор решил,  что сейчас самое время съездить к  лавочникам и что они
после  драки  с  Егором  станут  покладистей.  «Хоть  с  Егоровых  кулаков
разжиться».
     В  Бельго он заехал к  Удоге,  но того дома не оказалось.  Айога ушла
утром в  дальние фанзы,  а  старик был на  охоте.  Соседи его не  выражали
гостеприимства и  почему-то  враждебно смотрели на Федора.  «Узнали теперь
все, твари, про мылкинскую ловушку!» — подумал он.
     Не  хотелось Федору  сразу  заезжать к  торговцам,  но  деваться было
некуда.  Чтобы дело повести как  полагается,  в  лавку следовало бы  зайти
невзначай, даже будто нехотя.
     Удрученный,  тихо ехал Федор по деревне по направлению к лавке. Вдруг
из  какой-то  фанзы вышел высокий молодой гольд с  непокрытой,  наполовину
выбритой головой и, покачиваясь, пошел ему наперерез.
     — Здрасту! — застенчиво улыбаясь, молвил он.
     — Здравствуй!  Ты какой здоровый детина,  а какой стеснительный! Тебе
если чего надо, так говори смелей.
     — Меня знаес?
     — Конечно, знаю! Апчих, что ли, тебя зовут?
     — Уй-уй-уй, —  удивился гольд. — Как знаю? Моя Гапчи... Уй! Черт тебе
знает, как тебе помню все... Уй-уй-уй!.. — радостно засмеялся он тоненьким
голоском. — Ты у Удоги гостил, тот раз приходил?
     — Гостил.
     — Моя тятька Хогота знаешь? Который медведя показывал...
     — Знаю, знаю.
     — Потом ты как раз был, на охоту ходил с Савоськой в компании...
     — Ходил и на охоту.
     — Ну,  конесно,  мы знакомы.  Здрасту, —  протянул Гапчи руку. —  Нам
пойдем?
     — Зачем?
     — Гости нам пойдем.  У нас водка есть...  Мясо тоже. Вон тот наш дом,
там моя отец, моя баба есть.
     Федор  завернул к  фанзе.  Выпить водки,  хорошенько поесть,  завести
знакомство с  гольдом —  все это было кстати.  Федор вспомнил,  что вражда
между Мылками и  Бельго шла из-за  жены Гапчи,  украденной им  у  соседей.
Барабанов желал узнать все подробности.
     Хогота,  отец Гапчи,  седоусый, приземистый, с красными, воспаленными
глазами, радушно встретил Федора. По-русски он разговаривал лучше сына.
     — Ну, как живете? Как с лавочниками обошлось дело? — спрашивал Федор.
     — Ладно обошлось, помирились... Конесно, еще заботу имеем.
     — Слышь, а где же Григорий?
     — Тадяна, Тадяна!.. — крикнул Гапчи.
     Вошла толстая молодая гольдка, с лицом белым и румяным, как у русской
купчихи. Она стала подавать кушанья.
     — Моя баба! —  с восторгом воскликнул Гапчи. —  Че тебе, нравил такой
баба? Ей морда белый-белый... Правда? Че сказес?
     Гапчи заговорил с гольдкой по-своему.  Тадяна остановилась на свету и
с  лаской смотрела на  мужа  своими черными,  чуть навыкате,  маслянистыми
глазами.
     — Ну как? — снова обратился молодой гольд к Федору.
     — Чего же! Славная...
     — Моя шибко нравил, —  Гапчи радовался, как ребенок, глядя на жену. —
Такой другой нету, ага?
     — Ты  давно женился? —  спросил Федор,  делая вид,  что не  знает про
вражду двух стойбищ.
     — Ой,  Федор! —  вздохнул старик. —  Он ее как брал-то! Увозом женил,
таскал...
     Хогота стал жаловаться на сына.
     — А моя охота нынче хорошо ходил, —  перебил Гапчи. Он стал приносить
шкуры лис, выдр, рысей, соболей.
     Гапчи старался показать,  что счастлив;  он хвастался всем, что имел:
женой, добычей, оружием. Потом стал приводить охотничьих собак. Он, должно
быть, радовал всем этим и самого себя.
     Когда хвастаться стало нечем, Гапчи сник и повесил голову.
     — А я бы на твоем месте не стал мириться.  Ну их к чертям! —  говорил
Барабанов. — Мне, знаешь, эти мылкинские не нравятся.
     — Нельзя, Федор, надо. Такой у нас закон.
     Гапчи встрепенулся.  Он поднялся,  ушел в угол,  сел там подле жены и
обнял ее. Супруги о чем-то заговорили.
     — За нее почему бы и не дать выкупа,  кабы люди-то хорошие были. Баба
славная. Опять же у вас закон.
     — Не знаю, что будем делать, если много запросят, — задумчиво говорил
Хогота.
     — Моя баба всем нравил.  Только отец че-то сам не знает —  нравил ему
моя баба, нет ли! — вдруг с раздражением заговорил сын.
     Федор стал догадываться,  почему его позвали.  Несмотря на достаток и
на любовь Гапчи и Тадяны,  в этом доме не было покоя. Федору казалось, что
невестка не  принесла счастья этому дому.  По словам старика Хоготы,  едва
они приехали, как тотчас же на нее обратили внимание лавочники и зачастили
в дом.  А прежде они никогда не бывали тут.  А сын Гапчи — слабый человек.
Его стали спаивать,  угощать,  звать к себе.  Хогот