ереселенческая — Тамбовка, туда
они муку возят и  мало-мало толмачат уж по-нашему —  научились.  А  дальше
начнутся русские деревни, так они и туда ездят. А теперь, говорят, сюда из
Маньчжурии потянулись другие  торгаши.  Как  же!  Им  с  русскими  выгодно
торговать.  Тут  теперь  сколько народу!  Раньше им  этак-то  торговать не
давали.  Маньчжурские нойоны —  те сами не дураки были об этом деле; чтобы
не  без соболей с  Амура вернуться,  уж шибко заботились.  А  теперь,  при
русских, торговцам раздолье.
     У Федора глаза сузились, он так и впился взором в рассказчика.
     — Мы  первые-то  разы тут проходили,  маньчжур нойон-то  еще ездил по
гольдам,  собирал с них албан,  дань по-нашему, с головы по соболю, да еще
выторговывал сколько.  Однако,  полну майму мехов увозил.  А русские тут и
прежде до Муравьева бывали, беглые селились, на охоту ходили.
     С реки рванул сильный ветер.  Паром покачнуло.  Огромная мутная волна
вдруг поднялась перед тупым носом парома,  с  шумом обрушилась на настил и
разбежалась по нему ручьями. Грузы и продукты переселенцев были подняты на
подставки  и   закрыты  широкими  берестяными  полотнищами.   Вода  их  не
коснулась,   но  ручьи  забежали  в  балаган,  устроенный  посреди  плота.
Завизжали ребятишки и,  покинув  свои  убежища,  полезли на  мешки.  Бабка
Дарья, Наталья и Агафья стали перебирать подмоченное тряпье.
     Снова  запенился водяной  гребень,  и  волна  обкатила переднюю часть
парома.  Кешка изо всей силы навалился на кормовое весло,  направляя паром
следом за лодкой в узкую и тихую протоку, открывшуюся в тальниках.
     Иногда было  видно,  как  волна,  далеко не  достигнув берега,  вдруг
сшибалась с другой;  слившись,  они вздымались крутым водяным бугром и, на
миг  превышая седым венцом все  иные  волны,  победно всплескивали к  небу
гроздья брызг и тотчас же распадались.
     Плоты пристали к берегу.
     — Бушует  наш  Амур-батюшка, —  вымолвил  Кешка,  оставляя правило  и
озирая реку.
     — Не дай бог, замешкались бы мы на середке, была бы беда! — отозвался
Федор.


                               ГЛАВА ПЯТАЯ

     Ветер  ослаб  лишь  в  сумерках,  когда плыть дальше было  поздно,  и
переселенцы стали располагаться на  ночлег.  В  берег вбили колья.  К  ним
подтянули плоты.
     Казаки раскинули барину палатку,  а  сами расположились подле нее,  у
костра.  Обычно они не ставили себе палатки.  В хорошую погоду ночевали на
лодке,  где устроен был навес от дождя.  Там у барина оборудована довольно
просторная каютка.  Сам чиновник предпочитал ночевать на берегу в палатке,
где устанавливалась легкая походная койка, укрытая пологом-накомарником.
     На  этот раз  погода была столь переменчива,  что и  казаки,  посидев
немного у своего костра, не поленились разбить себе палатку.
     Под берегом на широкой отмели устраивались переселенцы.
     Мужики разбрелись по  лугам острова в  поисках наносника для костров.
Егор на  бугре нашел гниловатую сухую осину,  срубил ее  и,  развалив,  по
частям перетаскал к  огню.  Дым от  гнилушек отгонял комаров,  появившихся
сразу, как только стал стихать ветер.
     Когда стемнело,  к  стану подошли казаки и  принесли с  собой бутылку
ханшина*. Они уходили пьянствовать к переселенцам: с глаз долой от барина,
который за попойки бранил их жестоко.
     _______________
          * Х а н ш и н — китайская водка.

     Егор не  пил.  Барабанов пригубил для  приличия.  Кешка с  Петрованом
распили бутылку и порядочно захмелели.
     Кешка  стал  рассказывать  про  Ивана  Бердышова.  Казак  не  впервые
сопровождал переселенцев и  любил похвастаться перед ними  знанием здешних
мест,  жизни и  людей.  Слушать его собрались крестьяне от других костров.
Пришли братья Бормотовы —  Пахом  и  Тереха,  низкорослый Тимофей Силин со
своей  женой Феклой.  У  балагана Кузнецовых развели большой огонь.  Ветер
колебал его  пламя,  обдавал всех  сидевших подле  едким густым дымом.  На
палках, воткнутых в землю, сушилась одежда и обутки. Дед Кондрат, стоя над
пламенем,  поворачивал к  нему  то  изнанкой,  то  верхом  свой  промокший
насквозь армяк.  Федор латал протершиеся ичиги.  Егор делал шесты — очищал
лыко с тальниковых жердей. Ребятишки грызли сухари.
     — Давно еще, —  говорил Кешка,  потягивая ганзу*, —  когда Амур  этот
отыскали, Иван-то Бердышов у купца Степанова ходил на баркасе. Сплавлялись
они до Николаевска, по дороге с гольдами торговали, делали меновую. Как-то
раз   заехал  он   в   Бельго.   Стойбище  это   ниже   Додьги  верст   на
пятнадцать-двадцать.  Вот торгаш, которого мы сегодня встретили, он оттель
же.  Там у них самое гнездо торгашей... Ну, а тогда-то хоть и не шибко это
давно было,  но все же население там было поменьше,  хотя китаец этот уж и
тогда торговал. Тамока и встретил Бердышов одну гольдячку. Она была у этих
гольдов шаманкой.
     _______________
          * Г а н з а — трубка с медной головкой.

     — Как  же  это  так? —  заговорил Тимоха Силин. —  Разве девка бывает
шаманкой?
     — Как же, быват, — небрежно ответил Кешка. — Еще как славно шаманят!
     — Мы до Байкала виде