ь занятие доходное? —  удивился Федор,  обращаясь к
лоцману. — Дула-то где брал? На новом-то месте ружья нужны!
     — Я  просил  у   начальства  позволения  открыть  оружейный  завод  в
Благовещенске, — отвечал Маркешка.
     — Ну и что же?
     — Капитала нет! Сказали: «И не суйся». Говорят, ружья покупать надо у
американцев или из Тулы. Еще, говорят, не хватало, чтобы забайкальцы стали
свои системы придумывать! Однако, твари, ружье мое схватили и не отдали, и
видать было,  что понравилось им.  Ружье отобрали,  сняли с него рисунок и
«уда-то послали. Оказали, в Николаевске есть оружейная при арсенале, чинят
там старые кремневки,  фитильные, штуцера — всякую такую чертовщину, туда,
мол, нанимайся. А на черта мне это дело сдалось?
     Егор  с  большим  любопытством приглядывался к  Маркешке.  Бледный  и
смирный казак этот, как видно, был выдумщиком и смельчаком.
     — Он ведь из  Хабаровых! —  продолжал на соседнем плоту Иннокентий. —
Ерофей-то  Хабаров  в  древнее  время  был  богатырь,   голова  на  Амуре.
Албазин-то   который   построил.   Хабаров,   паря,   знаменитый  человек!
Маркешка-то  его  же  рода,  от  братьев от  его,  что ли,  они произошли.
Муравьев,  когда  в  первый  раз  Маркешку увидел,  сказал:  «Какой же  ты
богатырь, Хабаров, — такой маленький да кривоногий!»
     Все засмеялись.
     Егор  подумал,   что  и   тут,   на   новых  местах,   есть,   видно,
несправедливость.


                                  * * *

     Через неделю караван подходил к деревне Хабаровке.
     — Твоим  именем,  что  ль,  названа? —  с  насмешкой спросил Федор  у
Маркешки.
     — Нет, это Ерофеевым! — с потаенной обидой ответил казак.
     Маркешка  простился  со  своими  товарищами  и  с  переселенцами.  От
Хабаровки он должен был вести часть переселенцев вверх по Уссури, а оттуда
по тайге тропами провести во Владивосток военный отряд.
     — А семья где у тебя? Или ты холост? — спрашивал Егор.
     — Ребят семеро,  да  жена,  да  две старухи живут на Верхнем Амуре, —
отвечал Маркешка.
     — Далеко же ты на заработки ходишь!


                             ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

     В  Хабаровке от  переселенческого каравана отстали буксирный пароход,
баржа с семейными солдатами,  паромы с казенным окотом, взятым для продажи
новоселам,  торговый баркас кяхтинского купца  и  плоты  с  переселенцами,
назначенными селиться на  Уссури.  Дальше  вниз  по  Амуру  поплыли паромы
переселенцев, которым предстояло основать новые селения между Хабаровкой и
Мариинском,  и  лодка  чиновника,  распоряжавшегося сплавом и  водворением
крестьян на новых местах.
     Под  Хабаровкой  река  заворачивала на  север.  Из-за  островов  пала
Уссури,  и Амур стал широк и величествен.  С низовьев подули ветры. Целыми
днями по  реке ходили пенистые волны,  заплескиваясь на  паромы и  заливая
долбленые «арты».  Сплав осторожно спускался подле берегов,  лишь  изредка
переваливая реку и отстаиваясь в заливах, когда подымалась буря.
     Местность изменилась.  Еще  под  Пашковой  начались крутые  горы.  За
Хабаровкой исчезли казачьи посты.  Оба  берега стали пустынны и  дики.  По
правому тянулись однообразные увалы,  то покрытые дремучей вековой тайгой,
то  обгорелые,  то  голые и  каменистые,  то поросшие орешником и  молодым
кудрявым лесом.  Левый берег был  где-то  далеко;  хребты его,  курившиеся
туманами,  лишь  изредка проступали из  ненастья,  синея  в  отдалении над
тальниковыми рощами островов.
     Иногда на  берегах виднелись гольдские селения.  Глинобитные фанзы  с
деревянными трубами и  амбарчики на высоких свайках лепились где-нибудь по
косогору  близ  проток  в  озера.  Переселенцев гольды  побаивались  и  не
приближались к  ним,  да и сами крестьяне сторонились местных жителей,  не
зная еще, что это за народ, хотя казаки уверяли, что люди мирные и добрые.
Убогий вид гольдских жилищ никого на плотах не радовал.
     Реже попадались селения русских. Крестьяне, пришедшие на Амур этим же
летом,  жили  в  шалашах  и  землянках и  день-деньской  рубили  тайгу.  У
староселов,  пришедших два-три года тому назад, кое-где уж строились избы;
лес  отступил от  них  дальше,  на  расчищенных от  леса  солнцепеках были
разведены и обнесены частоколом обширные огороды;  хозяева разводили скот,
сеяли хлеба, коноплю, гречиху, овес.
     День  ото  дня  сплав уменьшался.  За  Хабаровкой отстали воронежские
крестьяне.  Вскоре высадились на берег орловцы. В одной из старосельческих
деревенек отстали  и  вятские.  Дальше  должны  были  плыть  четыре  семьи
пермских переселенцев: их назначили селиться ниже всех — на озеро Додьгу.
     Плоты  их  отваливали от  старосельческой деревеньки хмурым  ветреным
утром. Над рекой низко и быстро шли лохматые облака.
     Река слегка волновалась.  Ветру,  казалось, наскучило бесноваться, он
ослабевал и  более  уж  не  завивал белых барашков н