ается. В России то им красного петуха пустят, то
прибьют насмерть. За долгие годы страдания люди с ними расплачиваются.
     — Ну,  а  вот это как? —  вынул Иван из-за  пазухи еще одного соболя,
вывернутого мездрой вверх.
     — Это  хороший! —  воскликнул довольный Гао  и  принялся  уговаривать
Ивана  Карпыча купить жене  стеклянных бус,  морских ракушек или  цветного
ситцу. — Твоя баба молодая, ей русскую рубаху шить надо. Ангу надо русской
бабой сделать, юбку надо, сарафан. Тебе деньги не жалей.
     Бердышов все же не стал покупать материю,  потому что у Гао была лишь
плохая  сарпинка и  синяя  китайская даба.  Он  уговорился,  что  лавочник
приготовит ему к рождеству муки и двадцать локтей русского ситца.
     — А спирту надо?
     — Спирту? —   Иван   нахмурился,   помолчал  и,   вдруг  засмеявшись,
ответил: —  Что же,  давай и  спирту.  Сдохнуть с  тобой!  Да уже заодно и
ящичек  пороху —  вот  и  сочтемся,  там  за  тобой  еще  за  старые  меха
оставалось, спирту-то надо...
     Иван  как-то   странно  посмеивался.   Но   в   чем  тут  могло  быть
надувательство — Егор в толк не брал.
     Агафья приготовила торговцам угощение.  Они попили кирпичного чайку и
стали собираться в обратный путь. Гао Да-пу сложил соболей в мешок. Рослый
работник вынес остатки товаров из землянки и погрузил их на нарты.
     За два-три часа,  проведенные среди переселенцев, для Гао Да-пу стало
очевидным, что они живут бедно и голодно.
     Он  заметил их  оживление,  когда они  увидели мешки с  мукой.  Нюхом
торгаша он чуял,  что тут ему будет пожива,  и он стремился затеять с ними
торговлю и ввести их в долги.
     Гао был уверен, что со временем переселенцы обживутся и так же, как и
в других посельях,  станут поставлять дрова для пароходов,  возить почту и
охотничать,  тем самым добывать деньги. Впрочем, он рисковал. Каждую весну
вновь  прибывшие переселенцы повально болели  цингой.  Многие  умирали,  а
сородичи их,  оставшиеся в живых,  медленно возвращали долги.  Как понимал
Гао,  цинга должна была к весне появиться и на Додьге, но он не боялся. Он
помнил,  что  торговля —  риск,  и  старался раздать побольше товара  всем
мужикам, надеясь с тех, кто останется в живых, взыскать убытки.
     — Эй,  старик! —  обратился китаец к Егору, которого по бороде принял
за старика. — Тебе ружье надо, нет ли?
     — Ружье-то? Что ж, надо, надо. А у тебя есть, что ль?
     — Одна штука есть, —  китаец поднял кверху указательный палец. —  Моя
сам не шибко надо, моя уступи могу.
     — Его  охота  ходи  нету, —  заговорил  другой  китаец,  показывая на
хозяина.
     — Моя торгуй, моя тайга не ходи, стреляй не надо.
     — У  тебя  ведь фитильные ружья-то,  зачем они  сдались? —  заговорил
Бердышов. — Нет, братка, мы себе ружье летом на баркасе возьмем.
     — Ну,  ничего, —  без сожаления отступился китаец от своего намерения
продать старое ружье. —  Моя другой товар есть,  че надо,  говори:  порох,
свинец, крупа, мука, халаты.
     Лежавшие собаки,  видя,  что  сборы закончены,  зашевелились.  Первым
поднялся вожак, а за ним и вся упряжка.
     Торговцы попрощались с  мужиками.  Гао,  закутавшись в  шубу,  сел на
заднюю  нарту.  Его  работник потянул  переднюю нарту,  пробежал вместе  с
упряжкой несколько шагов и, когда псы разошлись, прыгнул на нарту на мешки
с товарами.
     — Беда этот  китаец-торгован! —  промолвил Бердышов,  кивая вслед Гао
Да-пу. —  Всякое барахло норовит насовать.  Вишь ты, фитильное ружье хотел
сбыть. Хитрый же! Ему зимой-то раздолье — один он тут по всей округе. Муку
он нынче подходяще* оценил.
     _______________
          * П о д х о д я щ е — то есть дорого.

     — Политичный  же  этот  китаец! —  покачал  головой  Федор. —  Почище
другого писаря!
     — Помещика поминал! — горько усмехнулся дед Кондрат.
     Собаки мчались вдоль берега,  нарты быстро удалялись.  С  Амура несся
жесткий ледяной ветер.  Солнце склонилось за дальние сопки, тайга, красная
от заката, раскинулась вокруг.
     — Ну,  слава богу,  теперь с  мукой! —  с облегчением вымолвила бабка
Дарья, когда Егор притащил мешок в землянку.
     — Уж теперь настряпаю, — говорила Наталья. — Пирогов напеку. Ягода-то
наморожена у меня,  ягодного-то пирожка.  Отмучились,  ребята! Слава богу,
теперь молоть зерна не надо!
     Зерно  оставалось  для  посева.  Все  благодарили  в  душе  китайцев.
Радовались и дети и взрослые.
     «Теперь бы мне кстати поймать чернобурку, — подумал Егор. — Купили бы
у торговца еще муки и на одежду».
     Егор стал собираться на охоту.
     «Эка он разохотился!» — думал Кондрат.
     — Видишь,  лавочник-то сказал мне,  что надо,  мол, зверя ловить... —
заметил Егор.
     Приезд  китайца  не  только  облегчил  Егору  жизнь,   но  и   оживил
переселенцев. Оказывается, и тут есть народ бойкий, торговый, оборотистый.
     —