предлагаемое, очень мне нравится, и я надеюсь, что произведу штучку, 
достойную, чтобы ее читали»... Ламбертески предлагал Поджо выполнить 
какой:то тайный исторический труд. Тайна предполагалась настолько 
строгой, что Поджо должен был работать в Венгрии, между тем 
как считалось бы, что он все еще находится в Англии. Для работы этой 
он должен был изучать греческих авторов... В этой работе ему предстояло 
состязаться с античными историками, чего он хотел и боялся. И наконец, 
весь секрет, которого от него требовали, а он принимал, показыва: 


РУСЬ И РИМ. Книга I 147 

ет, что дельце:то предполагаемое было, хотя и литературное, и ученое, 
но — не из красивых». 

Ламбертески имел моральное право обратиться к Поджо с таким предложением, 
так как тот был уже один раз уличен в изготовлении фальсификата: 
несколькими годами раньше он опубликовал у Никколи «Комментарии 
Квинта Аскония Педиана». «Оригинала, с которого были выпущены 
эти «Комментарии», никто никогда не видел, а все копии Никколи переписывал 
тоже с копии, присланной ему Поджо из Констанца. Успех был 
громадный, хотя... ученый мир быстро разобрал, что дело тут неладно... 
Успех подложного Аскония Педиана вызвал серию других подлогов от имени 
того же фантастического автора, но все они были слишком грубы и 
немедленно разоблачались. Поджо... оказался лишь искуснее других... 
Прежде чем начать свою аферу с Тацитом, он пробует запродать Козьме 
Медичи и Леонелло д'Эсте какой:то великолепный экземпляр Тита Ливия 
— и опять в таинственной обстановке: на сцене дальний монастырь на 
островке Северного моря, шведские монахи и пр. Тут дело вряд ли шло о 
подлоге сочинения, но очень могло идти — о подлоге экземпляра. Известно, 
что Поджо владел ломбардским почерком в совершенстве, а именно 
такой рукописью он и соблазнял... принцев. Но тут у него дело сорвалось, 
и затем драгоценный экземпляр исчезает куда:то без вести... Замечательно, 
что в этот период жизни своей Поджо, столь вообще плодовитый, не 
пишет ничего своего... Зато он бесконечно много учится, — и систематически, 
односторонне, видимо, дрессируя себя на какую:то ответственную 
работу по римской истории императорского периода. Никколи едва успевает 
посылать ему то Аммиана Марцеллина, то Плутарха, то Географию 
Птолемея и т. д.». 

Гошар считает, что Поджо начинал свой подлог один, но был вскоре 
вынужден посвятить в это дело и Никколи. Сначала они, вероятно, 
пустили в обращение так называемый Второй Медицейский список, а 
Первый придерживали в целях «содрать две шкуры с одного вола». Однако 
вскоре рынок был испорчен появлением значительного числа разоблаченных 
подлогов. Поджо не решился рисковать второй раз. Этот Первый 
список был, вероятно, опубликован его сыном Джованни Франческо, 
после того как тот промотал состояние отца. 

Кроме указанных произведений «фирма» Поджо — Никколи пустила в 
обращение тексты следующих классических авторов: полного Квинтилиа: 
на, некоторые трактаты Цицерона, семь его речей, Лукреция, Петро: 
ния, Плавта, Тертуллиана, некоторые тексты Марцеллина, Кальпурния 
Секула и др. 

После находки Тацита рынок всколыхнулся. В 1455 году «Энос д'Ас: 
коли нашел в каком:то датском монастыре (и снова монастырь, и снова 
на севере) Тацитовы «Диалог об ораторах», «Жизнеописание Агриколы» и 
«Германию», язык которых и характер, как известно, значительно разнятся 
от «Истории» и «Анналов»... Появились на рынке «Facetiae», приписываемые 
Тациту, и подлог был не скоро разоблачен». 


Г. В. Носовский, А. Т. Фоменко 

Еще раз повторим: Гошар и Росс настаивали на версии о подложности 
текстов Тацита лишь потому, что верили скалигеровской хронологии. Отказ 
от нее и перенос событий античного Рима в X—XIII века н. э. кардинально 
меняют наше отношение даже к таким событиям, как загадочное участие 
Поджо в обнаружении книг Тацита. 

КАКИМ БЫЛ СРЕДНЕВЕКОВЫЙ ЗАПАДНОЕВРОПЕЙСКИЙ 

ХРИСТИАНСКИЙ КУЛЬТ? 

Что мы знаем сегодня о западноевропейском монашестве Средних 
веков? Открываем, например, книгу Александра Парадисиса «Жизнь и 
деятельность Балтазара Коссы. Папа Иоанн XXIII» (Минск, 1980). 

«От отшельнической и благочестивой жизни монастырей первых веков 
христианства не осталось и следа, разложение церкви и нравов в них 
достигло невероятных размеров... Не способствовала строгости нравов и 
одежда монахинь, подчеркивавшая их природную красоту и стройность... 
Почти все монастыри Италии, — пишет Родоканаки