оловы. Но 
знамена снова сами собой склонились. Начинается разбирательство. В конце концов 
Пилат призывает Иисуса к себе для беседы один на один, без свидетелей. ОНИ 
БЕСЕДУЮТ С ГЛАЗУ НА ГЛАЗ. Пилат убеждается, что вины за Иисусом нет и хочет 
отпустить его. Тогда иудеи выдвигают против Христа более серьезное обвинение – 
что он говорил хулу на кесаря, то есть на римского императора. Пилат, тем не 
менее защищает Христа. Иудеи раздражаются против Пилата, видя в нем защитника 
обвиняемого. В конце концов им удается сломить сопротивление прокуратора 
выкриками: «Царь наш – цезарь, а не Иисус». Пилат, поставленный, как имперский 
чиновник, в весьма тяжелое положение, и, опасаясь обвинений в измене кесарю, 
скрепя сердце, вынужден дать согласие на казнь Христа [307], с. 176–186.



52. Филострат по второму разу описывает вызов Аполлония-Христа на суд

Филострат отводит суду над Аполлонием много места. Скорее всего, он свел 
воедино несколько бывших у него отрывочных записей об этом важном событии. В 
результате, один и тот же факт встречается у него иногда по два или даже по три 
раза. Сейчас, например, мы увидим, что Филострат вновь возвращается к вызову 
Аполлония-Христа на суд Пилата, хотя уже рассказал нам об этом ранее. Причем не 
так давно, всего лишь несколькими страницами выше.
«На следующий день Аполлоний толковал в том же духе, однако был уже подослан к 
нему ОСВЕДОМИТЕЛЬ, дабы оповещать Домициана о речах его. Вид у этого 
осведомителя был мрачный, и твердил он, будто грозит Аполлонию некая превеликая 
опасность, а говорил он обиняками, как то в обычае у ДОНОСЧИКОВ, успевших 
добыть десятки улик. Аполлоний понял уловку и повел беседу так, чтобы 
доносителю от нее толку не было…
Случались в эту пору В ТЕМНИЦЕ и другие происшествия… но среди них не было 
ничего важного… Впрочем, Дамид, дабы ничто не забылось, записывал и всякую 
малость…
На заре пришел императорский посыльный писарь и возвестил: «По государеву 
повелению ты, Аполлоний, обязан в присутственное время явиться в Судебную 
палату, ОДНАКО ЕЩЕ НЕ ОТВЕТЧИКОМ, но желает государь взглянуть, каков ты есть, 
И ПОБЕСЕДОВАТЬ С ТОБОЙ НАЕДИНЕ»…

Он (Аполлоний –
Авт.)
смежил глаза… а на рассвете ПОМОЛИЛСЯ СОЛНЦУ… Явился посыльный писарь, зовя 
скорее отправиться к императору… «Идем», – сказал Аполлоний и смело пошел 
вперед. По дороге сопровождали его четверо из охраны, но не стерегли каждый его 
шаг, а держались на приличествующем расстоянии. Следом шел Дамид, хотя и 
напуганный, однако по виду погруженный в раздумье. Все встречные глазели на 
Аполлония, любопытствуя его нарядом, да и святость самого его облика внушала 
изумление…


Так они (Аполлоний и Дамид –
Авт.)
беседовали, покуда не выдался у императора досужий час, так что, избавясь от 
всех дел, вознамерился он, наконец, поговорить с Аполлонием, который и был 
препровожден в государеву палату дворецкими служителями, не позволившими, 
однако же, Дамиду идти следом. Император был в масличном венке… двор этот весь 
был уставлен цветочными горшками – такие цветы ассирияне растят у себя под 
крышей… Прервавши священнодействие, император поворотился к посетителю и, 
изумленный его обликом, воскликнул: «Элиан, да ты привел ко мне какого-то 
НЕБОЖИТЕЛЯ!»» [876:2a], с. 160–163.

Начинается длительная беседа Аполлония с римским императором, якобы Домицианом. 
Подчеркнем, что она снова описывается как БЕСЕДА НАЕДИНЕ, С ГЛАЗУ НА ГЛАЗ. Не 
исключено, что в данном сюжете в образ императора дали вклад сведения не только 
о Пилате, но и о евангельском царе Ироде, а также иудейских старейшинах, 
обвинявших Христа в государственной измене и других нечестивых деяниях. 
Император требует от Аполлония объяснений по поводу его участия в заговоре 
Нервы. Аполлоний категорически отрицает факт заговора и утверждает, что у него 
и в мыслях никогда не было покушаться на царскую власть.
Может возникнуть недоуменный вопрос – почему же Аполлоний отрицает свою вину, 
когда в предыдущих рассказах он вроде бы описывался как главный организатор 
заговора. Наше объяснение простое и вытекает из новой хронологии. Те, прежние, 
рассказы Филострата относились к эпохе Ирода I, когда, как мы видели, 
Аполлоний-Христос был еще мальчиком и стал невольным виновником избиения 
вифлеемских младенцев. Они погибли именно из-за него. А теперь мы находимся в 
самом конце жизнеописания Аполлония-Христа, в эпохе Ирода II. Здесь Христос уже 
взрослый. Тут никакого заговора со стороны Аполлония-Христа, конечно же, нет. 
Напротив, он сам становится жертвой коварного доноса, обмана и интриг против 
него. Но Филострат этого не понимает, и ошибочно считает, будто второй его 
рассказ является НЕПОСРЕДСТВЕННЫМ ПРОДОЛЖЕНИЕМ первого. Что совершенно неверно. 
Между ними зияет временн?й промежуток в несколько десятков лет. Поэтому 
Евангелия совершенно справедливо заявляют, что Христос был обвинен перед 
Пилатом ложно, что никакого заговора против власти и прежней веры он не 
организовывал. Иисус пал жертвой доноса и мятежа. Как мы уже знаем, кровавого 
бунта и государственного переворота в Царь-Граде = евангельском Иерусалиме, в 
1185 году. См. книгу «Царь Славян».
Но вернемся к Филострату.
Несмотря на все уверения и объяснения Аполлония, император не верит ему. «И тут 
император ЖЕСТОКО НАДРУГАЛСЯ НАД АПОЛЛОНИЕМ – ВЕЛЕЛ ОСТРИЧЬ И ОБРИТЬ ЕГО, А 
ЗАТЕМ ЗАКОВАТЬ САМЫМ ЗЛОДЕЙСКИМ СПОСОБОМ. О волосах Аполлоний сказал: „Я и 
позабыл государь, что шерсть моя в опасности!“, а о кандалах: „Ежели я, 
по-твоему, колдун, что тебе толку в этих оковах?“…
Вот так описывает Дамид встречу, которая была у Аполлония и Домициана С ГЛАЗУ 
НА ГЛАЗ ЕЩЕ ДО СУДА» [876:2a], с. 163–164.
Здесь стоит обратить внимание на