ат, и его барин несказанно удивились, когда все господа стали 
низко кланяться Лукьяну Степановичу и даже Каллистрату ласково и дружелюбно 
улыбаться. Старший из них сказал, что отныне Лукьян Степанович – царский тесть, 
а патриарху сват. Стрешнев начал молить их Христом, чтобы перестали шутить над 
ним, просил поискать кого-нибудь другого, того самого, к кому они и ехали. Но 
господа стояли на своем… Взяв его под руки, повели к избе.
   А там стояли всего две лавки. На одной барин спал, накрывшись зипуном, на 
другой – присаживался к столу. Были в избе и еще несколько вещей: старый ковер, 
висевший на стене рядом с косой и конским седлом, образок Богородицы да лежала 
на столе книга – молитвенник в кожаном переплете.

   «Лукьян! Помни, кем был!»
   Патриарх и царь подарили своему новому родственнику богатый дом, полный 
добра: были тут и серебряная посуда, и шубы, и шапки, и сафьяновые сапоги, и 
множество кафтанов, и веницейские зеркала, и крытые бархатом лавки, и 
многое-многое иное. И велели быть при нем, новом боярине, и дюжине слуг.
   Когда же остался Лукьян Степанович в доме один, без богатых и знатных гостей,
 то ушел он в свою спаленную палату, позвал Каллистрата, и они вынесли кровать, 
застеленную перинами, и поставили у стены широкую деревянную лавку, покрыв 
старым ковром, доставшимся Лукьяну Степановичу в наследство. Потом повесили по 
стенам сермяжный кафтан, в каком пахал Стрешнев землю в своей вотчине, 
разместили рядом косу да цеп. Вслед за тем повесил он в углу образ Богородицы, 
также привезенный с собой, а под ним приколотил маленькую полочку, на которую 
ставил под образ свечи. И положил на ту полочку молитвенник, тоже доставшийся 
ему от родителей.
   А вслед за тем вышел Стрешнев из спаленного покоя к слугам. Спросил перо и 
чернил. С немалым смущением старый слуга ответил:
   – Не гневись, боярин Лукьян Степанович, в избе твоей чернил нет.
   – Что за беда, – ответил Стрешнев. – Изба – не приказ, чернил-перьев в ней 
может и не быть. А все же раздобудь, принеси.
   Слуга принес и чернил, и перьев. Боярин все взял и сказал:
   – А теперь ступай прочь, живи, где прежде жил, и другим слугам то же самое 
передай.
   С тем и ушел в спаленную палату, оставив при себе одного Каллистрата.
   Слуги в недоумении покинули дом, не без страха гадая: за что такая 
немилость? А немилости не было. Не нужны были челядинцы царскому тестю, 
просто-напросто он даже и не знал, что ему с ними делать.
   Лукьян Степанович подошел к столу, раскрыл молитвенник и на обратной стороне 
обложки начертал: «Лукьян! Помни, кем был!»

   Заключительный аккорд
   Заканчивая историко-биографический очерк о Филарете, В. Г. Вовина пишет: «В 
последние месяцы жизни еще недавно всесильный патриарх теряет „бразды 
правления“. Он уже не заправляет самолично внешними делами и даже вынужден 
придумывать специальную тайнопись, азбуку „затейного письма“, в отчаянной 
попытке снестись со своими сторонниками в Швеции. Да и ту его принуждают отдать 
в Посольский приказ. А Владислав тем временем уже под Смоленском осаждает армию 
Шеина, для которого этот город стал поистине роковым. Другие воеводы не 
поспешили на помощь к любимцу патриарха. Да и помощь эту не так легко было 
собрать. И Филарет не выдержал такого удара судьбы. 1 октября 1633 г. патриарх 
умер, так и не узнав об окончательном поражении и капитуляции армии Шеина.
   Как сообщает Фоккеродт, „царь Михаил от всего сердца наскучил тем игом, под 
которым находился, и не очень-то горевал, когда закрыл глаза старый патриарх, с 
досады и огорчения на плохой успех затеянного им предприятия на Смоленск“. И 
действительно, уже 4 октября Михаилу Салтыкову был послан указ об освобождении 
из опалы. Вернулись и его брат, и все опальные дьяки, дорвались, наконец, до 
власти Стрешневы. Взошел на плаху Шеин, обвиненный в измене.
   Новый патриарх Иоасаф, выбранный, впрочем, еще самим Филаретом, не желавшим 
сильного преемника, отличался слабым характером. Распался штат патриарших 
стольников. И старым временщикам, вновь воцарившимся „на верху“, вероятно, 
казалось, что навсегда исчез сам дух сурового и властного правителя, ревнителя 
традиций, „столпа православия“, гонителя всего западного, стоявшего у истоков 
царской династии Романовых».
   С этих пор и до своей кончины Михаил Федорович был полновластным государем. 
Что же касается его семейной жизни, то следует сказать, что Евдокия Лукьяновна 
и Михаил Федорович любили друг друга всю жизнь.
   Они прожили вместе двадцать лет, имели десять детей – семь дочерей и троих 
сыновей. Из мальчиков дожил до совершеннолетия только один Алексей – будущий 
русский царь, а из девочек – трое.
   Михаил Федорович и Евдокия Лукьяновна умерли друг за другом – в июле и 
августе 1645 года. Жена пережила мужа всего на три недели и ушла в иной мир, 
так и не успев сыграть ни одной свадьбы детей.
   Волею судьбы продолжателем рода Романовых стал их сын – Алексей Михайлович. 
Во время смерти родителей ему шел семнадцатый год.

   В. О. Ключевский о Михаиле Федоровиче и его времени
   Уважаемые читатели! Оторвемся на время от преимущественно фактологического 
изложения событий и познакомимся с взглядом на весь общий период Смуты – период 
очень запутанный и сложный.
   О нем было высказано множество интересных соображений, но мы, не имея 
возможности приве