входя в состав государева двора, они несли службу 
непосредственно при особе Филарета, то есть на патриаршем дворе.
   Кроме того, Филарет учредил несколько особых патриарших приказов. Они 
управляли и патриаршим двором, и делами патриаршей епархии, расположенной в 
сердце России и равной по размерам европейскому государству. Царской грамотой 
1625 г. эта область превращалась, по сути, в „государство в государстве“, где 
полновластным правителем становился патриарх».

   Хлопоты отца-патриарха о счастье сына
   В 1619 году, когда Филарет вернулся в Москву, его сыну Михаилу было ровно 
двадцать пять лет. Несмотря на довольно зрелый возраст, он еще не был женат, 
хотя за три года до появления в Кремле отца попытался было жениться.
   Летом 1616 года, после обычных для того времени царских смотрин, из сотен 
пригожих и красивых девиц отобрал Михаил более всех понравившуюся ему Марию 
Ивановну Хлопкову – девушку, конечно же, из дворянской семьи, но не очень 
знатной и совсем небогатой.
   Михаила обручили, но до свадьбы дело не дошло: невеста заболела. Было решено 
– дело отложить, ибо риск был велик: больная царица, кому она нужна?
   Марию и ее родственников отвезли в Тобольск и постарались эту печальную 
историю предать забвению.
   Когда же через три года после случившегося из Польши возвратился Филарет, он 
заинтересовался странной болезнью девушки и выяснил, что царская невеста стала 
жертвой оговора двоюродного брата Михаила – его тезки – Салтыкова.
   Филарет велел вернуть Марию в Москву, ее родственников – в Нижний Новгород, 
а интригана отправил в ссылку.
   Следовало подумать о продолжении не просто рода Романовых, но о продлении 
новой царской династии.
   Филарет взялся за дело основательно, и русские послы, отправляющиеся за 
границу, стали искать для своего царя подходящую невесту, но один брачный 
проект сменялся другим, а дело с места не двигалось.
   Наконец, через пять лет, в августе 1624 года устроили еще одни смотрины и 
отобрали для жениха боярышню, княгиню Марию Владимировну Долгорукову. Но через 
четыре месяца, 7 января 1625 года, она умерла.

   Жених-царь и невеста-нищенка
   На следующий год после смерти Марии Долгоруковой в Москве снова собрали на 
царские смотрины сотни невест-красавиц. Смотрины еще готовились, а сотни 
претенденток с замиранием сердца ждали решения своей участи.
   Однажды Михаил Федорович шел по Кремлю неброско одетый, будто боярский сын 
или заезжий княжич. И вдруг он увидел двух девушек, шедших впереди него.
   Одна из них, богато одетая и всячески изукрашенная, шла впереди, вторая – 
бедно прибранная, без единого украшения – шла следом за нею опустив глаза.
   Царь остановился, стараясь остаться незамеченным. Девушки вошли в церковь, а 
Михаил Федорович, поозиравшись, заметил Никиту Вельяминова, одного из своих 
кравчих, и велел ему войти в церковь, узнать, кто такие эти девицы, и сделать 
все так осторожно, чтобы ни одна из них о том не знала.
   Через час Никита доложил, что боярышня из Можайска, а привезли ее на 
смотрины, а служанку ее отправили с нею вместе, и зовут бедную девушку Евдокией 
Стрешневой, а отец ее Лукьян Стрешнев – дворянин-однодворец и живет где-то 
поблизости от Можайска.
   Трое следующих суток пребывал Михаил Федорович будто в бреду – так сильно 
понравилась дотоле неведомая Евдокия Лукьяновна Стрешнева. За эти дни сумел он 
узнать, что Евдокия осталась сиротой, когда была еще отроковицею, и когда отец 
ее ушел на войну с поляками, то упросил дальних родственников ее покойной 
матери взять девочку в дом свой на воспитание. А когда через несколько лет 
вернулся обратно, то нашел свой дом опустевшим, раскраденным и разоренным, поля 
свои заросшими бурьяном, а деревеньку свою вконец обезлюдевшей. Сказалась Смута 
и на его вотчине. И остался в деревеньке всего один двор, и сидел на том дворе 
единственный его холоп – страдник-бобыль Каллистрат, у коего, как и у его 
боярина, не было ни семьи, ни скарба, ни рухляди.
   Вздохнул помещик Лукьян Степанович Стрешнев и поехал в Можайск поглядеть на 
свою дочь. А приехав, и возрадовался, и опечалился. Возрадовался оттого, что 
увидел юную красавицу, а поговорив, узнал, что Евдокиюшка и грамотна, и умна, и 
сердцем добра.
   А опечалился оттого, что была его дочь не то приживалкой, не то служанкой у 
своей троюродной сестры – злой, завистливой и спесивой.
   Хотел было отец забрать дочь с собою, да подумал: «А куда? Под дырявую крышу,
 под коей – стол, скамья да две плошки?» И оставил дочь скрепя сердце.
   Когда узнал Михаил про это, то решился на невиданное и дотоле неслыханное: 
попросил отца-патриарха и мать-царицу выслушать его по делу великому – о 
суженой его – и судьбу их решить, как будет угодно им и Господу. Он знал, что 
разговор легким не будет, но поклялся Богу и самому себе, что от намерения 
своего не отступит и скорее примет схиму, чем откажется от бедной сироты.
   Поближе к вечеру пришел он на половину патриарха Филарета Никитича, где была 
уже и матушка его – царица Ксения Ивановна. И лишь поближе к утру вышел он 
оттуда.

   Царский тесть – Лукьян Стрешнев
   В полдень обоз из тяжелых рыдванов выехал из Москвы к Можайску. После 
двухдневной дороги и долгих расспросов отыскали царские посланцы одинокую избу, 
из которой вышел нечесаный мужичонка в лаптях и зипуне из мешковины и сказал, 
что кличут его Каллистратом, что живет с барином в этой вот избе, а сам барин 
ныне пашет землю.
   Каллистрат ткнул пальцем в сторону, и московские гости увидели пахаря, 
шедшего за плугом босиком, в старых портах и рваной рубахе. Заметив господ, 
пахарь остановил лошадь и пошел им навстречу.
   И Каллист