и проповедников, провозглашенных „святыми“, „отцами 
церкви“, немало места уделено поучениям о том, что нужно почитать царя и 
воздавать ему честь. Эти поучения теперь как бы автоматически переходили на 
личность государя всея Руси.
   Важную роль играл царский титул в международных отношениях. Ведя переговоры 
с Казанским, Крымским или Астраханским ханствами, русский государь выступал 
теперь с тем же титулом, что и его партнеры. В сношениях с Западной Европой 
титул царя был не менее важен. Титул „великий князь“ обычно переводили словами 
„принц“ или „герцог“, иногда – с добавлением определения „великий“. Но оба эти 
титула ниже королевского, не говоря уже об императорском. Слово же „царь“ либо 
оставляли непереведенным, либо передавали как „император“».

   П. И. Ковалевский о венчании Грозного на царство
   Предлагаем вашему вниманию фрагмент из книги «Иоанн Грозный», принадлежащей 
перу выдающегося русского психиатра, профессора П. И. Ковалевского, оставившего 
нам серию блестящих исследовательских очерков, героями которых были 
исторические деятели.
   Причем П. И. Ковалевский, прекрасно владевший фактологией, подходил к 
анализу своих героев как врач-психиатр, принимая во внимание прежде всего их 
наследственность, анатомо-физиологические и психиатрические характеристики.
   Итак, мотивируя венчание на царство Ивана Грозного и принятие им царского 
титула, П. И. Ковалевский писал: «Начитавшись историй Священного писания, 
греческих и римских историй, Иоанн захотел быть на Московском престоле тем же, 
чем Давид и Соломон на Иерусалимском, Август, Константин и Феодосий на римском, 
чем были ассирийские цари, вавилонские цари и проч. и проч.».
   Такому желанию царя найдены были многочисленные исторические доводы и 
основания. Уже прежде московские властители считали себя преемственно царями, с 
одной стороны, потому, что заступали для Руси место ханов Золотой Орды, которых 
русские в течение веков привыкли называть царями, а с другой – потому, что 
считали себя по женской линии преемниками византийских императоров, титул 
которых переводился словом «царь».
   Кроме того, измышлено было сказание, что византийский император Константин 
IX Мономах прислал внуку своему Владимиру Мономаху царский венец, который, 
равно как и бармы и цепь, был возложен на Владимира Мономаха епископом Ефесским.
 Сказание передает далее, что Владимир Мономах завещал эти регалии сыну своему 
Георгию и приказал передавать их из поколения в поколение до тех пор, пока не 
воздвигнет Бог на Руси достойного самодержца.
   Таким самодержцем и явился Иоанн.
   16 января 1547 года митрополит Макарий венчал Иоанна на царство шапкою, 
бармами и цепью Мономаха.
   Измышлено было и другое сказание по этому поводу. Якобы брат римского 
императора Августа Октавиана – Прус – переселился в Литву. Рюрик, Синеус и 
Трувор, по этому сказанию, являлись прямыми потомками брата Августа Октавиана – 
Пруса, тем самым и все предки Ивана, и он сам происходили от цезарского рода 
Августа.
   Константинопольский патриарх Иосиф утвердил этот царский титул грамотою, 
подчеркнув в ней: «Не только предание людей достоверных, но и самые летописи 
свидетельствуют, что нынешний властитель московский происходит от незабвенной 
царицы Анны, сестры императрицы Багрянородного, и что митрополит ефесский, 
уполномоченный для того собором духовенства византийского, венчал российского 
великого князя Владимира на царство».
   В народ пущен был слух, что сим исполнилось пророчество апокалипсиса о 
шестом царстве, которое и есть российское царство.
   Наконец, летописи отметили: «Смирились враги наши, цари неверные и короли 
нечестивые. Иоанн стал на первой степени державства между ними».
   Все эти апокрифы не имели бы никакого значения, если бы не одно 
обстоятельство во всем этом деле, имеющее более серьезный смысл, чем можно 
думать. Дело в том, что обо всех этих преданиях Иван, наверное, знал. Мало того,
 он в них искренне верил и считал их непреложными фактами. Хотя у нас нет на 
это исторических доказательств, есть основание предполагать подобное, поскольку 
лица с неустойчивою нервною системою и дегенераты имеют характерную 
особенность: подобные фантастические рассказы они не только принимают за факты, 
но и относят эти рассказы к своей собственной личности. У этих людей, если 
позволительно так сказать, нет чувства действительности, и они лишены 
способности проводить грань между правдою и вымыслом, между возможным и 
фантазией. Мало того, нередко они сами измышляют какую-либо фантастическую 
историю и затем настолько глубоко бывают убеждены в ее правдивости и 
действительности, что готовы за нее положить голову на плаху.
   Чрезвычайно метко охарактеризовал Иоанна К. С. Аксаков: «Натура Иоанна 
влекла его от образа к образу, от картины к картине, – и эти картины любил он 
осуществлять себе в жизни. То представлялась ему площадь, полная присланных от 
всей земли представителей, – и царь, сидящий торжественно под осенением крестов,
 на лобном месте и говорящий народу речь. То представлялось ему торжественное 
собрание духовенства, и опять царь посредине, предлагающий вопросы. То являлась 
ему площадь, установленная орудиями пытки, страшное проявление царского гнева, 
гром, губящий народы… и вот ужасы казней московских, ужасы Новгорода… То 
являлся перед ним монастырь, черные одежды, посты, покаяния, труды и земные 
поклоны, картина царского смирения, – увлеченный ею, он обращал и себя и 
опричников в отшельников, а дворец свой в обитель…»
   Иоанн, читая исторические сказания о царях вавилонских, ассирийских, 
византийских и римских, проникся горячим желанием стать столь же могущественным 
и славным царем, как и его знаменитые историче