ный их виновник – Иван Грозный – умер.
   Началось с того, что летом 1546 года пятнадцатилетний Иван стоял с войском у 
Коломны, ожидая набега крымской орды. Однажды он выехал из лагеря и увидел, как 
к нему приближается полсотни пищальников, крича, что они из Новгорода и хотят 
подать ему челобитную. Иван велел страже отогнать их, но новгородцы вступили в 
бой со стражей.
   Иван ускакал в свою ставку. Пищальников разогнали, арестовав полтора десятка 
зачинщиков. Виновными в этой «замятне» были братья-воеводы Федор и Василий 
Воронцовы, князь Иван Кубенский и конюший Иван Петрович Федоров. Воронцовым и 
Кубенскому отрубили головы. После казни Иван IV надел саван и ходил на ходулях 
вокруг эшафота: считалось, что если такой ритуал будет проделан, то человек, 
исполнивший его, никогда не умрет насильственной смертью.
   Конюшего же Федорова отодрали кнутом и сослали на Белоозеро.
   Чрезвычайная жестокость была рано подмечена в характере Ивана.
   Рано проявилась и другая склонность порочного отрока – любострастие. Еще в 
1543 году посланник тринадцатилетнего Ивана к польскому королю Сигизмунду Борис 
Иванович Сукин должен был сказать: «Государь наш, великий государь Иван, Божиею 
милостью в мужеский возраст входит, а ростом совершенночеловека уж есть, аз 
Божьей волею помышляет уж брачный закон приняти».
   Как только Иван познал первую радость плотской любви, приспешники стали 
наперебой поставлять ему «гулевых девиц», из-за чего мимолетные любовницы 
менялись у сластолюбивого отрока чуть ли не каждый день. Историк С. Д. Горский 
утверждал, что за четыре года до свадьбы Иван познал несколько сот девиц, 
искушенных в блуде и старавшихся завлечь царя наигранной страстью и большой 
опытностью в любовных утехах.

   И поэтому, когда в послании к архимандриту и монахам Кирилло-Белозерского 
монастыря Иван называл себя «смердящим псом и нечистым и скверным душегубом, 
живущим в пьянстве, блуде, убийстве, разбое, в ненависти, во всяком злодействе»,
 он ничуть не преувеличивал и не сгущал красок, характеризуя себя таким образом.


   Царь и великий князь
   Именно так назвал одну из глав в своей книге «Иван Грозный» В. Б. Кобрин. И 
здесь название ее и текст будут сохранены.
   «С конца 40-х годов XVI века Иван IV переходит уже к самостоятельному 
правлению. В те времена люди взрослели куда раньше, чем сейчас. Мужчина 
становился совершеннолетним в 15 лет. До этого возраста юный феодал был еще 
„недорослем“, т. е. подростком, а к 15 годам он, как тогда говорили, „поспевал“ 
к службе и становился „новиком“. Через год после совершеннолетия, в 16 лет, 
Иван Васильевич собрал бояр и сообщил, что хочет жениться. Привести жену „из 
ыного государства“ ему кажется неверным, так как он опасается не сойтись с 
иностранкой характерами („нечто норовы будут розные“), а потому решил взять 
себе жену „в своем государьстве“. Должно быть, великий князь считал, что жену 
из своих подданных легче, чем иноземку, отправить в монастырь, если вдруг 
„норовы будут розные“. Бояре и митрополит, по словам летописи, которая часто 
изображает их людьми сентиментальными, даже всплакнули от умиления („от радости 
заплакаху“), что государь хоть и молод, а уже сам догадался жениться. Но 
государь порадовал своих слушателей еще одним сообщением: он желает „наперед 
своей женитвы поискати прежних своих прародителей чинов“. Конкретно же речь шла 
о том, чтобы принять новый титул.
   Почему Иван IV прародительским чином называл титул царя, которого на самом 
деле не носили его предки? Ведь все они были лишь великими князьями, только 
иногда, не столь в официальных документах, сколь в публицистике, их для пущей 
торжественности именовали царями. Причина состоит в том, что особое уважение к 
старине, традиции характерно для средневековой идеологии. Основанием же была 
популярная легендарная повесть „Сказание о князьях Владимирских“. В ней 
рассказывалось, что византийский император Константин Мономах (византийских 
императоров на Руси называли царями), родной дед киевского князя Владимира 
Всеволодича Мономаха, прислал внуку свой царский венец – „шапку Мономаха“ и все 
права на царский титул. Нужды нет, что тот головной убор, который называли 
шапкой Мономаха, на самом деле – золотая тюбетейка среднеазиатской работы, 
опушенная соболем и увенчанная уже в Москве крестом, как полагают, подарок хана 
Узбека Ивану Калите.
   Вряд ли 16-летний Иван IV сам был инициатором принятия царского титула. В 
его окружении важную роль играл митрополит Макарий, один из самых образованных 
людей России того времени. Он активно участвовал во всей государственной 
деятельности в 40-е и 50-е годы. Поднять авторитет государя при помощи нового 
титула, должно быть, стремились и его родственники – Глинские.
   Принятие царского титула было очень важно. Само слово „царь“ происходит от 
латинского термина „цезарь“, который из личного имени Кая Юлия Цезаря 
постепенно превратился в составную часть императорского титула. Потому-то на 
Руси и называли царями императоров Византии, называли так и ханов Золотой Орды, 
а затем и выделившихся из ее состава ханств. Естественно, „великий князь“ 
казался стоящим ненамного выше просто князя, тем более что среди служивших 
Ивану IV бояр-князей было немало сыновей и внуков великих князей же 
(ярославских, суздальских и т. п.). Великий князь мог еще восприниматься как 
первый среди равных. Царь – резкое выделение из ряда, принципиально иной титул. 
В Византии императоры фактически возглавляли церковь. В произведениях 
византийских богослово