ть к помощи 
искусного врача Строгановых (либо самого С. А. Строганова) и некоторое время не 
появлялся при дворе, отлеживаясь дома. Этим воспользовался его недруг Федор 
Нагой. Он оклеветал Годунова, заявив, что тот не показывается при дворе потому, 
что злоумышляет против царя. Грозный со своими телохранителями явился на двор 
Годунова и потребовал его к ответу. Борису не оставалось ничего другого, как 
выйти к царю, задрать свою рубаху и показать страшные язвы (заволочья), которые 
образовались у него после царских побоев. Тогда Иван IV приказал нанести такие 
же побои Федору Нагому. Приведенный рассказ сохранился в составе Латухинской 
степенной книги. Недавно удалось установить, что он заимствован Тихоном 
Желтоводским из «Истории Иосифа».
   В конце своей жизни Иван IV был серьезно болен. Но и тогда он был способен 
на самые дикие выходки. Так, пользуясь минутным облегчением, он покушался на 
честь Ирины Федоровны, жены царевича Федора Ивановича. Та подняла крик. 
Сбежались люди, и царь вынужден был отступить. После этого инцидента несколько 
человек были казнены, очевидно, те, кто, с точки зрения Грозного, не вовремя 
явился, услышав вопли его снохи. Сватовство Грозного к Мэри Гастингс, избиение 
им Годунова, покушение на честь Ирины Годуновой – все это возбуждало Годуновых 
против Ивана IV.
   Отметил Горсей и изменение отношения к Грозному Богдана Вельского. Дело в 
том, что помимо помощи докторов, бывших на уровне тогдашней европейской 
медицинской науки, царь занимался самолечением, веря в целительную силу трав. В 
его личной (постельной) библиотеке имелись различные травники XVI века – 
руководства для составления лекарств, в том числе и иностранные. Не 
довольствуясь этим, Иван IV прибегал к услугам колдунов и знахарей. Главой над 
ними был сделан Вельский, который тяготился новой должностью, поскольку должен 
был примеривать разноречивые их предсказания к переменчивому нраву Грозного.
   Рассказав об отрицательной реакции в придворных кругах на проект новой 
женитьбы царя и попытках ее предотвратить, Горсей продолжает: «Царь в гневе, не 
зная, на что решиться, приказал доставить немедленно с Севера множество 
кудесников и колдуний, привезти их с того места, где их больше всего, между 
Холмогорами и Лапландией. Шестьдесят из них было доставлено в Москву, размещено 
под стражей. Ежедневно их посещал царский любимец Богдан Вельский, который был 
единственным, кому царь доверял узнавать и доносить ему их ворожбу или 
предсказания о том, о чем он хотел знать. Этот его любимец, утомившись от 
дьявольских поступков тирана, от его злодейств и от злорадных замыслов этого 
Гелиогабалуса, негодовал на царя, который был занят теперь лишь оборотами 
солнца. Чародейки оповестили его, что самые сильные созвездия и могущественные 
планеты небес против царя, они предрекают его кончину в определенный день; но 
Вельский не осмелился сказать царю все это; царь, узнав, впал в ярость и сказал,
 что очень похоже, что в тот день все они будут сожжены».
   В глазах больного царя сокрытие Вельским предсказания волхвов о дне его 
кончины (о чем, скорее всего, ему донесли рвавшиеся к власти Нагие) равносильно 
было тягчайшему преступлению. Испуганный еще в двенадцатилетнем возрасте 
ворвавшимися во дворец боярскими заговорщиками, Иван IV всю жизнь страшился 
смерти. В юношеские годы это выражалось в шутовском глумлении. Согласно 
Пискаревскому летописцу, пятнадцатилетний великий князь в Коломне гречиху сеял, 
ходил на ходулях, в саван наряжался. И тут же казнил приближенных бояр. На 
склоне лет Грозный был буквально преисполнен ужаса перед внезапной смертью, он 
боялся умереть без покаяния и причастия. И во время последней болезни, 
испытывая жгучий страх перед смертью, Грозный пытался преодолеть его испытанным 
им способом, посылая на смерть других людей; волхвы должны были быть сожжены, а 
приближенные, утаившие их предсказание, – кончить жизнь на плахе.
   Таким образом, не сумасбродные мечты Ивана IV о женитьбе на Мэри Гастингс, 
не его дикие выходки, не избиение приближенных, не его страстные увлечения 
астрологией и волшебством – все это стало уже обычным при дворе Грозного – и не 
властолюбивые замыслы Вельского и Годунова, не их стремление завладеть царским 
престолом толкнули их на решительный шаг. К моменту гибели Ивана IV опричная 
политика, которой царь оставался верен до конца, полностью себя изжила. Грозный 
оказался в изоляции. Против него зрело недовольство в различных слоях русского 
общества. Какое наследство оставил он? Разоренную, закрепощаемую деревню и 
обезлюдевший город, пустую казну и вконец оскудевшее воинство, беззаконие и 
произвол в судах и приказах, многочисленных врагов за рубежом и недовольство 
внутри страны, грозившее, как заметил современник, разразиться всеобщим 
восстанием. Поводом же, побудившим Вельского и Годунова умертвить Грозного, 
была нависшая над их жизнью угроза, ставшая реальной после того, как колдуны 
предсказали Вельскому день смерти царя. И тому, и другому уже нечего было 
терять. И они превратили день своей казни в день смерти Грозного.

   Итоги полувекового правления
   Ко дню смерти Ивана IV население Новгородской земли, без Заонежской пятины, 
по данным новгородских писцовых книг, достаточно точных в статистическом 
отношении, сократилось по сравнению с годами царствования Василия III в восемь 
раз. Число крестьянских хозяйств, если иметь в виду возделанные земельные 
участки, сократилось в шестнадцать раз.
   Если пересчитать на более близкие нам проценты, то населения в Новгородском 
крае осталось 12 %, а обработанной под пашню земли – 5,8 %.
   Не лучше обстояло дело и в Псковской земле: в 1557 году в пригородах Пскова 
был 1761 двор, а к 1584-му – 75, то есть около 4 %. Торговых дворов на 
северо-западе России осталась лишь одна шестая часть – 16 %.
   Что же касается центра России, то вокруг Москвы опустело 84 % пахотных 
земель.
   А ведь центр России был разорен меньше, чем южные области, постоянно 
подвергавшиеся опустошительным набегам из Крыма, или западные районы, по 
которым то и дело проходили войска, участвовавшие в