по узеньким доскам, настланным сверх посуды; он как-то 
нечаянно загляделся, поскользнулся, упал на горшки и перебил многие из них; 
хозяин испугался не того, что у него перебита посуда, а что царь упал, бросился 
перед ним на колени и умолял: «Батюшка-государь, прости меня, я без вины 
виноват, не вели меня казнить! Прости меня, неразумного».
   Петр улыбнулся, успокоил испуганного и щедро заплатил за разбитую посуду…»

   Соломбальская верфь и новый русский флаг
   С. А. Чистякова сообщает:
   «Жизнь в Архангельске не походила на жизнь прочих русских городов; здесь 
было много иностранцев; на них не смотрели как на еретиков; их влияние 
отозвалось и на русских, которые уже начали принимать европейские обычаи; в 
лавках было много иностранных товаров – сукна, шелковые и шерстяные материи, 
кружева, золотые и серебряные вещи; здесь все можно было достать, не хуже 
какого-либо европейского города; по реке Двине каждый день приходили барки, 
нагруженные хлебом, поташом, смолою, салом, нефтью, рыбьим клеем, икрою, 
вяленою и соленою рыбою, – все предметы нашей торговли с иностранцами. В 
Архангельске жило около двадцати семейств голландских, английских и гамбургских 
негоциантов. Царь познакомился со многими из них и бывал у них в домах.
   При виде иностранных морских флагов Петр решился придумать русский; он в 
образец избрал нидерландский, но расположил только цвета в обратном порядке, а 
именно: красный, синий и белый; флаг сшили, и Петр с пушечною пальбою в первый 
раз поднял его и поплыл под ним по морю.
   Петра занимала мысль, как бы отправить русские купеческие корабли за 
границу; он приказал для того снарядить два корабля, нагрузить их всем тем, что 
более всего требовалось за границей, и отпустить их под русским флагом, один в 
нынешнем, а другой в следующем году.
   Петр тут же задумал приехать в Архангельск на следующий год, вместе со всею 
своею компанией, и приучить своих солдат к морским эволюциям; но для этого 
одной яхты «Святой Петр» было недостаточно, надобно было приготовить еще суда, 
годные для мореплавания. С этой целью он на острове Соломбале, несколько ниже 
Архангельска, устроил верфь и собственными руками заложил сорокапушечный 
корабль. Другой, такого же размера, приказал купить в Голландии и с этою целью 
написал письмо амстердамскому бургомистру Николаю Витсену, который до тех пор 
всегда аккуратно и охотно исполнял различные поручения Петра. Витсен был 
известен в России тем, что сделал первую географическую карту Северной Азии и 
вместе с описанием посвятил ее русским царям в 1687 году.
   В знак своей особенной привязанности Петр подарил архиепископу Афанасию, в 
доме которого он особенно охотно бывал, свою карету и баркас, или струг, на 
котором приплыл из Вологды, с якорем, парусами, со всею оснасткою и со всеми 
флагами, находившимися на нем, в том числе штандарт с государственным 
российским гербом и флаг иерусалимский, с нашитыми на нем крестами.
   Наконец, 18 сентября Петр объявил о своем намерении пуститься в обратный 
путь; распростился с архиепископом, сам перевез, после напутственного молебна, 
архиепископа через Двину, еще в последний раз гонялся за белугой и на ночь 
возвратился в свой дворец.
   Утром Петр сел в дощаник и при колокольном звоне и неумолкаемом громе пушек 
поплыл по Двине; народ толпился на набережной, царь ласково кланялся ему.
   В Москву царь прибыл на девятый день».

   Пребывание Петра в Москве и кончина Натальи Кирилловны
   С. А. Чистякова продолжает:
   «Всю зиму царь приготовлялся к морскому походу, назначенному весною; он в 
каждую свободную минуту сам точил блоки для кораблей, отливал пушки, выбрал из 
Преображенского и Семеновского полков самых ловких и расторопных людей, чтобы 
из них составить экипаж для строящихся кораблей, составил план маневров, 
назначил в адмиралы того же Ромодановского, который был генералиссимусом; 
вице-адмиралом Бутурлина, а Гордона произвел в контр-адмиралы; сам же принял 
название шкипера и приказал даже в официальных бумагах не называть его иначе.

   Свободное от занятий время Петр проводил в Немецкой слободе или веселился со 
своею компаниею, как прежде, но между веселыми пирами не забывал своих 
предположений насчет торговли с Европою. Он между прочим писал к Апраксину о 
том, чем нагружать корабль и что ему привезти из Голландии: «Купи мне лимонов, 
и если будет их много, то половину посоли, а другую изготовь с сахаром, по тем 
образцам, какие я тебе оставил; если же их привезут не много, то все обрати в 
лимонад. Да не забудь о рейнвейне. Больше мне ничего не нужно, разве только 
привезут математические инструменты, то непременно купи». В переписке с 
Апраксиным он подписывался шкипером и требовал от Апраксина, чтобы и тот к нему 
обращался, как к шкиперу. Так в одном письме пишет: «Письмо твое я получил, 
только сомневаюсь, ко мне ли оно писано, потому что писано с зельными чинами. 
Ты знаешь, я чинов не люблю, а как наш товарищ, должен знать, как ко мне писать 
надобно. Пиши только о деле и просто».
   Со времени возвращения Петра из Архангельска при дворе стали появляться 
женщины; жены и дочери иностранцев бывали на вечерних собраниях и даже 
танцевали! Супруга Петра, несмотря на свои закоренелые суеверия, иногда 
появлялась на этих собраниях и принимала участие в них.
   Петр не ожидал печали, которая поразила его. Царица Наталья Кирилловна 
захворала, но ничего опасного не предвидели в ее болезни; Петр, ничего не 
подозревая, готовился к какому-то празднику и пригласил всю свою компанию в дом 
Лефорта. Но в тот самый день рано утром из Кремлевских палат прискакал в 
Преображенское вестник звать царя к умирающей матери. Он застал ее в совершенно 
безнадежном состоянии, простился с нею и принял ее благословение. Он глубоко 
был потрясен