я 17 марта следующего года, ибо 
подготовка к нему была основательной и серьезной. В походе участвовало 80 тысяч 
солдат и рейтар и 32 тысячи стрельцов – уже и по этим цифрам, по соотношению 
сил тех и других, хорошо видно, как далеко зашла военная реформа Голицына.
   В середине мая 1689 года начались бои с татарами, но решительного сражения 
не произошло, и армия Голицына, дойдя до Перекопа и постояв перед его 
укреплениями несколько дней, двинулась обратно.
   В Москве же с нетерпением ждали известий из армии. И они регулярно поступали 
в Кремль, но в переметных сумах гонцов были не только официальные реляции с 
поля сражения, но и письма совсем иного рода.
   В одном из них Софья писала своему любимцу: «Свет мой, братец Васенька, 
здравствуй, батюшка мой, на многие лета… А мне, свет мой, веры не имеется, что 
ты к нам возвратишься. Тогда веру заимею, как увижу в объятиях своих тебя, 
света моего. Всегда того прошу, чтобы света моего в радости видеть. По сем 
здравствуй, свет мой о Христе, на веки несчетные».
   А вот и другое письмо: «Свет мой, батюшка, здравствуй на многие лета!.. 
Радость моя, свет очей моих, мне веры не имеется, сердце мое, что тебя, свет 
мой, видеть. Велик бы мне день тот был, когда ты, душа моя, ко мне будешь. Если 
бы мне возможно было, я бы единым днем тебя поставила пред собою. Письма твои 
вручены Богу, к нам все дошли в целости из-под Перекопу, из Каирки и с Московки.
 Я брела пеша из Воздвиженского, только подхожу к монастырю Сергия Чудотворца, 
к самым Святым воротам, а от вас отписки о боях: я не помню, как взошла, читала 
идучи; не ведаю, чем его, света, благодарить за такую милость его и матерь его, 
пресвятую Богородицу, и преподобного Сергия Чудотворца Милостивого… Бог, свет 
мой, ведает, как желаю тебя, душа моя, видеть…»

   Федор Шакловитый
   Прочитав письма Софьи Алексеевны к ее «братцу», «свету» и «душе» Васеньке, 
можно было бы по-хорошему позавидовать великой любви, коя поселилась меж 
царевной и ее полководцем. Ан не тут-то было. Ибо на самом деле далеко не столь 
безоблачной была эта любовь, и уже упоминавшийся нами князь Куракин писал в 
своей «Гистории»:
   «Надобно ж и о том упомянуть, что в отбытие князя Василия Голицына с полками 
на Крым Федор Щагловитой (Шакловитый) весьма в амуре при царевне Софии 
профитовал и уже в тех плезирах ночных был в большей конфиденции при ней, 
нежели князь Голицын, хотя не так явно. И предусматривали все, что ежели бы 
правление царевны Софии еще продолжалося, конечно бы князю Голицыну было от нее 
падение или бы содержан был для фигура за первого правителя, но в самой силе и 
делах был бы упомянутый Щагловитой».
   Вспомните, ведь нам совсем недавно встречалось это имя: Шакловитого упомянул 
тот же Куракин и когда речь шла о казни Хованских и о смене руководства в 
Стрелецком приказе. Именно тогда начальником Стрелецкого приказа стал Федор 
Леонтьевич Шакловитый, и с тех пор его все чаще и чаще стали упоминать при 
разговорах о важнейших государственных делах и о семейных коллизиях в царском 
доме. Это было тем более дивно, что сравнительно недавно никто не сказал бы об 
этом человеке ничего определенного.
   Знали только, что за десять лет перед тем был Шакловитый площадным подьячим 
– «чернильным семенем», «приказной строкой», самым маленьким чиновником, 
писавшим бумаги за предельно малую мзду, не брезговавшим и медными деньгами. 
Лишь немногие знали, что семнадцать лет назад, совершенно неожиданно, неведомо 
за какие заслуги, Шакловитый был принят в Тайный приказ, на первых порах 
оставаясь все тем же младшим подьячим. Тайный приказ, или Приказ тайных дел, 
существовавший с 1654 года, ведал не только розыском по делам о государственных 
преступлениях, но прежде всего представлял собою личную царскую канцелярию, 
занимаясь главным образом руководством центральными и местными государственными 
учреждениями. Для человека ловкого, умного и последовательного, знающего, чего 
он хочет и к чему стремится, именно здесь было много возможностей сделать 
карьеру, так как подьячие Приказа посылались с послами в посольства, а с 
воеводами – на войну для наблюдения за ними и обо всем виденном и слышанном 
должны были доносить лично царю. Поэтому послы и воеводы старались угождать 
подьячим и подкупать их. Силой обстоятельств подьячие не просто находились в 
центре важнейших государственных дел и часто досконально знали самые 
сокровенные тайны государства, при случае приводя в движение нужные им пружины 
бюрократического механизма, но и завязывали выгодные знакомства, активно 
участвуя в дворцовых интригах и заговорах.
   Связав свою судьбу с Милославскими, Шакловитый верой и правдой стал служить 
им и в 1682 году был уже дьяком в Боярской думе. Именно он 17 сентября зачитал 
в заседании Думы доклад, а потом и приговор по делу Хованского, за что после 
казни Хованских царевна Софья назначила Шакловитого начальником Стрелецкого 
приказа. А после того как Голицын ушел в новый поход, Софья и вовсе переменила 
фаворита, хотя сделать это было не так просто, ибо князь Василий был и люб и 
мил ей, но он оставался привязан и к своей жене, княгине Авдотье, и к четырем 
детям и все никак не решался оставить их и полностью отдаться царевне. 
Шакловитый оказался незаменимым для Софьи человеком еще задолго до того, как 
стал фаворитом. Уже после подавления «хованщины» новый начальник Стрелецкого 
приказа, действуя разумно и энергично, перевел активных бунтарей в отдаленные 
от Москвы города, а остальных смирил суровыми мерами.
   Сосредоточение фактической власти в руках Софьи, командовавшей через своих 
фаворитов армией и стрельцами, руководи