и. И почел быть фаворитом и первым министром, и был своею 
персоною изрядный, и ума великого, и любим ото всех».
   И сразу же после этого Куракин упоминает и другого фаворита Софьи, правда 
будущего, думного дьяка Федора Леонтьевича Шакловитого, поставленного царевной 
после казни Хованских во главе Стрелецкого приказа.
   Возвратившись из Троице-Сергиева монастыря в Москву, Софья стала участвовать 
во всех дворцовых и церковных церемониалах наравне с официально 
провозглашенными царями Иваном и Петром. Она приказала чеканить золотые монеты 
с ее портретом, что являлось прерогативой правящего монарха, стала надевать 
царскую корону и давала официальные аудиенции иноземным послам в Золотой палате 
Московского Кремля.
   Далее князь Куракин писал: «Что принадлежит до женитьбы с князем Василием 
Голицыным, то понимали все для того, что оной князь Голицын был ее весьма голан 
(„талант“, любовник, фр.); и все то государство ведало и потому чаяло, что 
прямое супружество будет учинено. По вступлении в правление царевна Софья для 
своих плезиров („плезир“, радость, удовольствие, фр.) завела певчих из черкас 
(черкасы – украинцы), а также и сестры ее по комнатам, как царевны: Екатерина, 
Марфа и другие, между певчими избирали себе голантов и оных набогащали, которые 
явно от всех признаны были». Таким образом, те венерины кущи, что пышным цветом 
стали расцветать в XVIII веке, получили первую робкую завязь в веке 
предшествующем.
   Из-за того, что правительство Софьи и православная церковь, традиционно 
пользовавшаяся поддержкой самодержавного российского правительства, продолжали 
преследовать раскольников, не подчинявшихся официальным духовным властям, в 
Москве сначала в раскольничьих кругах, а затем и по всему городу 
распространялись слухи, всячески порочившие обитательниц кремлевского терема. И 
как втихомолку говорили староверы: «Царевна Софья была блудница и жила блудно с 
боярами, да и другая царевна, сестра ее. И бояре ходили к ним, и робят те 
царевны носили и душили, и иных на дому кормили».
   После подписания «вечного мира» с Речью Посполитой российские государи стали 
официально именоваться в международных документах и челобитных: «Всея Великия и 
Малыя и Белыя России самодержцы». С этого же момента и имя Софьи писали в 
царском титуле на всех документах.
   Подписание «вечного мира» сильно укрепило авторитет Голицына. Иностранцы, 
посещавшие Посольский приказ, писали, что российское дипломатическое ведомство 
занимает четыре огромных каменных здания с множеством просторных и высоких зал, 
убранных на европейский манер.
   Сам канцлер, коего его сторонники называли «оком всей великой России», 
поражал их необычной роскошью своей одежды, сплошь усыпанной алмазами, 
сапфирами, рубинами и жемчугом. Говорили, что у Голицына не менее ста шуб и 
кафтанов, на которых каждая пуговица стоит от 300 до 700 рублей, а если бы 
канцлер продал один свой кафтан, то на эти деньги мог бы одеть и вооружить 
целый полк.
   Конечно же, вся эта роскошь появилась во многом благодаря благосклонному 
вниманию к своему любимцу Софьи Алексеевны.
   Упоминавшийся французский эмиссар в Москве, де Невилль, писал о князе 
Голицыне: «Разговаривая со мною по-латыни о делах европейских и о революции в 
Англии, министр потчевал меня всякими сортами крепких напитков и вин, в то же 
время говоря мне с величайшей ласковостью, что я могу и не пить их. Этот князь 
Голицын, бесспорно, один из искуснейших людей, какие когда-либо были в Московии,
 которую он хотел поднять до уровня остальных держав. Он любит беседовать с 
иностранцами, не заставляя их пить, да и сам не пьет водки, а находит 
удовольствие только в беседе. Не уважая знатных людей по причине их невежества, 
он чтит только достоинства и осыпает милостями тех, кого считает заслуживающими 
их».

   Первый Крымский поход
   Повернув острие русского меча на юг – против татар в Крыму и турок, Голицын 
вскоре вынужден был взяться и за его рукоять. В начале 1687 года Боярская дума 
«приговорила: быть князю Василию большим воеводой и Крым зносити», а летом 
Голицын встал во главе огромной армии и двинулся на юг. На Крым пошло 112 тысяч 
конницы и пехоты при 350 орудиях.
   Перед тем как полки Голицына двинулись в Крымский поход, архимандрит 
Новоспасского монастыря, поэт и композитор Игнатий Римский-Корсаков выступил 
перед ними с пламенной проповедью, заявив, что их небесными заступниками в этом 
походе будут небесные патроны Ивана, Петра и Софьи – Иоанн Предтеча, апостол 
Петр и святая София, «еже есть Премудрость Слова Божия». А немного позже, когда 
почти все придворные – а ученые-монахи были, конечно же, истыми царедворцами – 
отвернулись от Софьи, перебежав под победоносный стяг Петра Алексеевича, этот 
же Игнатий Римский-Корсаков, единственный из всех, сохранил верность 
поверженной правительнице. Однако об этом чуть позже.
   Засуха, жара, отравленные татарами и турками колодцы на пути огромной армии, 
а также начавшаяся конская бескормица не позволили Голицыну дойти до Крыма, и 
он предпочел возвратиться с половины пути.

   Второй Крымский поход
   Первый Крымский поход окончился так плачевно и из-за поджога степи, в 
котором повинны были гетман Самойлович и его клевреты.
   Самойловича сместили не без труда, не без подкупа и крови, а на его место 
избрали Степана Мазепу.
   Сделав серьезные выводы из постигнувшей его неудачи, Голицын сразу же по 
возвращении в Москву стал готовиться ко второму походу на Крым, который был 
объявлен 18 сентября 1688 года, но начал