шего Русь. Ордынцы лишь умело использовали в своих интересах по сути 
объективный, но очень длительный и мучительный процесс вызревания в недрах 
системы государственного правления, существовавшей со времен Рюрика, нового 
способа правления. От каждого московского князя зависело, как далеко в период 
его княжения продвинется Русь в создании централизованного государства. 
Завершится этот процесс на рубеже XV–XVI веков. Москва к тому времени усилится 
настолько, что даже недоброжелатели ее не смогут представить себе иного города 
в качестве столицы крепнувшей державы. Однако следует помнить, что Калита был 
только одним из удельных князей, а Великим князем Владимирским был давнишний 
недруг Москвы, в прошлом удельный князь Тверской Александр Михайлович.
   Первый год он правил спокойно и успешно, о чем свидетельствует договорная 
грамота новгородцев, написанная в начале 1327 года. В ней вольнолюбивые 
горожане признавали Александра законным правителем, делали ему целый ряд 
уступок. Такое отношение к сыну Михаила, с которым новгородцы, мягко говоря, не 
нашли общего языка, говорит прежде всего об авторитете и о немалых 
потенциальных возможностях Великого князя как руководителя государственного 
масштаба. Впрочем, ситуация на Руси оказалась такой сложной и напряженной, что 
и Александр в ней растерялся. Иначе не объяснить случившееся с ним.
   В 1327 году в Тверь с небольшим отрядом прибыл посол хана Шевкал, 
родственник Узбека, сын печально известного на Руси Дюденя. Целью всех подобных 
визитов была дань. Александр знал это, но до него дошли слухи, что ордынцы 
хотят его убить, а жителей Твери насильно обратить в мусульманскую веру, 
которую Сарай принял в 1312 году. Видимо руководствуясь поговоркой: «Дыма без 
огня не бывает», Александр стал собирать верных людей вокруг себя, рассказывал 
им, естественно сгущая краски, о планах коварного врага: «Ордынцы убили моего 
отца и брата, они хотят уничтожить весь наш род и обратить жителей в свою веру» 
– так, по-видимому, звучали его речи. И люди верили ему, верили на беду свою.
   Великий князь, чувствуя поддержку народа, совсем распалился, не потрудился 
думать, взвешивать все «за» и «против». Ну зачем, спрашивается, ордынцам, 
известным к тому же своей веротерпимостью, убивать Александра в его собственном 
городе Твери? Да тверитяне наверняка растерзали бы Шевкала и его воинов. 
Недооценил князь Узбека, не было у него мудрости и сдержанности Калиты, который 
«особенно умел ладить с ханом, часто ездил в Орду, приобрел особенное 
расположение и доверие Узбека и оградил свою московскую землю от вторжения 
татарских послов…» – писал Н. И. Костомаров. Александр говорил народу страстные 
гневные слова, люди, как трава в августовской степи, возгорались, требовали от 
князя решительных действий. «Дай нам оружие! – кричали они, зверея. – Мы 
накажем их!»
   15 августа вооруженная толпа подступила к дворцу Михаила, где находились 
ордынцы. Было раннее утро. Ордынцы, пробужденные диким криком, выбежали на 
улицу, и начался неравный бой. Александр уже не контролировал действия толпы, 
да и свои собственные тоже. Воины Шевкала продержались в открытом бою весь день,
 но когда дело пошло к вечеру, они, уставшие, отступили во дворец Михаила. 
Александр приказал поджечь его. Посол хана и его люди сгорели заживо. Толпа на 
этом не остановилась. На следующий день убили всех ордынцев, даже купцов, 
никогда в жизни не бравших в руки оружие.
   Узбек был человеком неглупым, решительным и суровым. Узнав о трагедии в 
Твери, он повел дело очень мудро: призвал к себе Ивана Даниловича, дал 
пятьдесят тысяч человек и, пообещав в случае успеха боевой операции выдать ему 
ярлык на великое княжение, отправил на Тверь. Пять опытных темников Узбека 
возглавляли войско, к которому вскоре присоединились суздальцы.
   Ордынское войско, подкрепленное суздальцами и москвичами, захватило Тверь, 
Кашин, Торжок. Кровь людей, огонь пожарищ, богатая добыча – темники на радостях 
чуть было не двинулись на Новгород. Но новгородцам удалось откупиться. Как 
объевшийся удав, ордынское войрко потянулось на юг, к теплу. Хан Узбек был 
доволен и выдал, как обещал, Ивану Даниловичу «самую милостивую грамоту на 
великое княжение», а кроме этого, еще и разрешение единолично собирать ханскую 
дань со всех русских княжеств. И распорядился невиданными доселе полномочиями, 
которыми князь Московский, а после 1328 года Великий князь Владимирский Иван 
Данилович пользовался по-хозяйски, мудро, как человек государственный.
   Всю свою жизнь Иван Данилович носил на поясе мешок для денег (калиту), как 
бы показывая всем суть своей политики, внутренней и внешней. Все деньги, 
которые добывал великий князь, собирая с Русской земли ордынскую дань, он 
пускал на развитие и укрепление Московского княжества.
   Всякий праздничный день – а было их по церковному календарю немало – Калита 
набивал монетами мешок для денег и отправлялся в город. Перед этим он молился. 
Очень набожным человеком был Иван, влюбленный в деньги, вынужденный покарать 
сородича за бунт против ненавистных ему ордынцев. Как всякий набожный человек, 
мечтал Калита о рае. А в раю, как хорошо известно, есть место только для добрых 
людей. Иван Калита совсем уж добрым не был, но в рай попасть хотел, и поэтому 
выходил он с большим мешком за поясом, быстро добрел лицом, а со всех концов 
Москвы устремлялись к нему люди, просили: «Дай на пропитание! Господь тебя не 
обидит!» – робко протягивая руки.
   Великий князь доставал из мешка монеты, щедро одаривал просящих. Однажды 
нищий, получив от Калиты подаяние, подошел к нему вновь. Иван Данилович подал 
ему еще монету, но нищий в третий раз попросил подаяние. Великий князь удивился,
 подал упрямому нищему еще одну монету и, как гласит предание XIV века, 
недовольно сказал: «На, возьми. Несытые зенки». Нищий спокойно ответил: «Сам ты 
несытые зенки. И здесь царствуешь, и на том свете царствовать хочешь!»
   А жизнь непрерывно ставила перед ним все более сложные задачи. Борьба с 
Тверью за главенство