ал обширное послание к жившему во Пскове в 1510–1528 гг. царскому 
дьяку Михаилу Мунехину о звездочетцах в ответ на вопрос дьяка, как разуметь 
приходящие от латинян астрономические гадания, предсказывавшие, что в тот 
1524 г. последует переменение всего видимого мира. Разрешая этот вопрос на 
основании Бытейских книг и опровергая кощуны и басни латинских астрономов, 
старец касается и вероисповедных различий с латинством, а также и переменений в 
судьбах царств и стран, что не от звезд это происходит, но от Бога.
   Обращаясь затем к своей современности, старец пишет, что „греческое царство 
разорилось и не созиждется, потому что греки предали православную греческую 
веру в латинство; что если стены, и столпы, и палаты великого древнего Рима не 
пленены, зато души их от дьявола были пленены; что вместо Римской и 
Константинопольской церкви ныне в богоспасаемом граде Москве православная 
церковь, едина во всей Вселенной, паче солнца светится; что московский государь 
теперь во всей поднебесной единый христианам царь и браздодержатель святых 
Божиих престолов святой Вселенской церкви. Все христианские царства пришли к 
концу и сошлись в едином царстве нашего государя, согласно пророческим книгам, 
и это – Российское царство; ибо два Рима пали, а третий стоит, а четвертому не 
бывать. Христианские царства затоплены неверными, и только одного государя 
нашего царство одно благодатью Христовой стоит. Следует царствующему сохранять 
это с великою осторожностью и с обращением к Богу, не надеяться на золото и на 
преходящее богатство, но уповать на все дающего Бога“».

   Максим Грек
   Исследуя жизнь и деятельность выдающихся русских людей, Н. М. Костомаров 
писал в книге «Русская история в жизнеописаниях ее главнейших деятелей»:
   «Вольнодумство, задевавшее непоколебимость церковного предания и так 
напугавшее благочестивую Русь жидовствующей ересью („жидовствующими“, или 
„дидовомудрствующими“, назвали новгородских еретиков, обвиненных в том, что они 
пытались внести элементы иудаизма в русское ортодоксальное православие. – В. Б.
), вызывало со стороны православия потребность противодействия путем 
рассуждения и словесных состязаний. Сожжения и пытки не искореняли еретического 
духа. Еретики делались только осторожнее и совращали русских людей втайне: им 
было это тем удобнее, что они сами были лучшими книжниками и говорунами, чем те,
 которые хотели бы с ними вести споры. Ревнителям православия предстояло 
обличать еретические мнения, указывать их неправильность, защищать истину 
вселенской церкви, но для этого необходимы были знания, нужна была наука. На 
Руси был недостаток как в людях, так и в книгах. Многое важное не находилось в 
распоряжении у благочестивых книжников на славянском языке: оно оставалось 
только на греческом, для них недоступном. Уже они чувствовали, что одной 
обрядности мало для благочестия и благоустройства церкви; нужно было учение, но 
где взять ученых? Не на Западе же было искать их: Запад давно разошелся с 
христианским Востоком. Русь могла только пытаться идти по своей давней стезе, 
протоптанной св. Владимиром и его потомками, обратиться к Греции.
   В этих видах, конечно, по совету книжников, Василий Иванович отправил 
посольство на Афон, к которому русские питали благоговение и где уже в XII в. 
был русский монастырь. В Москве узнали, что в афонском Ватопедском монастыре 
есть искусный книжник Савва, и приглашали его прибыть в Москву для переводов…
   Инок Савва не поехал в Москву, одолеваемый старостью; афонский игумен 
предложил московскому государю другого ученого грека, по имени Максим, из той 
же Ватопедской обители. Этот монах по-славянски не знал, но при своей 
способности к языкам мог скоро выучиться. С ним вместе отправились монах Неофит 
и Лаврентий – болгарин. Они прибыли в Москву в 1518 г.
   Максим был родом из албанского города Арты, сын знатных родителей эллинского 
происхождения, по имени Эммануил и Ирина. В молодости он отправился учиться в 
Италию, пробыл там более десяти лет, учился во Флоренции и Венеции. Затем 
Максим вернулся на Родину.
   Из своей жизни в Италии вынес он одно заветное воспоминание – воспоминание 
об Иерониме (в русской исторической литературе его называют подлинным именем – 
Джиролама. – В. Б.) Савонароле. Среди всеобщего развращения нравов в Италии, 
ввиду гнуснейшего лицемерия, господствовавшего во всей западной церкви, 
управляемой папою Александром VI, чудовищем разврата и злодеяния, смелый и 
даровитый доминиканский монах Иероним Савонарола начал во Флоренции грозную 
проповедь против пороков своего века, во имя нравственности, Христовой любви и 
сострадания к униженным классам народа. Его слово раздавалось пять лет и 
оказало изумительное действие. Флорентийцы до такой степени прониклись его 
учением, что, отрекаясь от прежнего образа жизни, сносили предметы роскоши, 
соблазнительные картины, карты и т. п. в монастырь св. Марка и сжигали перед 
глазами Савонаролы, жертвовали своим состоянием для облегчения участи неимущих 
братьев, налагали на себя обеты воздержания, милосердия и трудолюбия. Но 
обличения Иерокима вооружили против него сильных земли. Его обвинили в ереси, и 
в 1498 г. он был сожжен по повелению папы Александра VI. Максим знал Иеронима 
лично, слушал его проповеди, и надолго остался запечатленным в душе Максима 
образ проповедника-обличителя, когда тот, в продолжение двух часов стоя на 
кафедре, расточал свои поучения и не держал в руках книги для подтверждения 
истины своих слов, а руководствовался только обширною своею памятью и 
„богомудрым“ разумом. „Если бы, – говорит Максим в одном из своих сочинений, – 
Иероним и пострадавшие с ним два мужа не были латины вер