даже имя с рождения носил византийское – Симеон. Византийцы, надо полагать, 
старались воспитать его, как свое орудие. Ему должны были всячески внушать, что 
болгары – «духовные дети» византийцев, и поднимать руку на своих «отцов» – 
тягчайший грех.
         Вся это история вызывает в памяти две другие. За полтысячи лет до 
Симеона при Константинопольском дворе воспитывали другого варварского царевича, 
точно так же стараясь внушить ему трепет и преклонение перед «державой ромеев». 
И через полтысячи лет после Симеона в Константинополе, ставшего уже столицей 
другой, Оттоманской, империи и называвшемся Стамбулом, воспитывали 
княжича-заложника из дунайского княжества. Турки, надо полагать, не меньше 
ромеев желали воспитывать из юных заложников послушных вассалов.
          Первого мальчика звали Аттила. В историю он вошел под грозным 
прозвищем «бича Божьего». Он создал могучую варварскую державу, на много 
десятилетий ставшую кошмаром для обеих Римских империй, Западной и Восточной. В 
его стране в ходу были изображения, где коленопреклоненные императоры 
прислуживали Вождю.
          Второй заложник звался Влад. История сохранила за ним два прозвища, 
одно страшнее другого: Цепеш-«Сажатель на кол» и Дракула-Дьяволеныш. Он 
прибивал турецким посланникам фески к бритым черепам, он бил в пух и прах спаги 
и янычар, отступая, он гнал к своей столице толпы пленных турок, и каждый день 
забивал каждого десятого, варил и кормил чудовищной похлебкой девятерых 
уцелевших. Пленных, доживших до конца пути, он поголовно посадил на колы у стен 
города, где дал последнюю битву армии султана – и разгромил ее наголову.
         Точно та же история получилась с Симеоном. Нет, он не отличился той 
полузвериной, полубожественной свирепостью, что прославила других воспитанников 
Царьграда. История называет его не «Бичом Божьим» и не «Дьяволенышем», а 
Великим. Но это было единственным, чем могли утешаться ромеи. Хоть Симеона в 
юности и звали со снисходительным одобрением «полугреком» за успехи в учебе, 
складывается впечатление, что учил он в Царьграде не Аристотеля и Козьму 
Индикоплова, а «Стратегемы» и Вегеция. Он не менее византийских стратегов 
грезил о воссоединении Болгарии и Византии, но… но, как легко догадаться, под 
властью болгарских царей, точнее – самого Симеона. В конце концов, великий 
Юстиниан был полуварваром из дунайских провинций (одно время его даже считали 
славянином), император Лев III был сирийцем, Лев V – армянином. На памяти 
самого Симеона из провинции Македония пришел грязный, неграмотный крестьянский 
парень Василий, стал конюхом одного из вельмож, затем слугой цесаря Михаила, 
был возвышен им в придворный сан, затем задушил своего государя и благодетеля и 
стал основателем Македонской династии, императором Василием I Македонянином. 
Так что мешает встать во главе империи императору Симеону I Болгарину? 
Византийская армия? Мелочи какие…
         В 897 году Симеон разбил византийцев во Фракии под городом с 
выразительным названием Булгарофиг. В 904 захватил изрядную часть истерзанной 
арабскими пиратами Фессалоники. В 913 году беспутный император Александр, тот 
самый дядя Рожденного в Пурпуре, заключил с Симеоном мир по его условиям, за 
Симеоном официально признавался царский титул, и закреплялась помолвка 
маленькой дочки Симеона с ненавистным племянником Александра. Император, видимо,
 считал малыша уже покойником и мог смело обещать его руку и сердце хоть 
эфиопке. Симеон, со своей стороны, рассчитывал сделать своим зятем правителя 
Византии, получив, таким образом, высокий титул «василеопатера» – государева 
отца, что позволило бы ему венчаться на царство как соправителю и мирным путем 
оказаться на престоле Второго Рима. Судьба, как мы помним, распорядилась 
по-другому, и вернувшаяся из ссылки Зоя решительно порвала помолвку сына. В 
этом ее поддерживал адмирал Роман Лакапин. У него тоже была маленькая дочь и 
определенные планы.
          Разъяренный Симеон, у которого прямо из рук уплыл казавшийся уже 
своим венец императора, вновь объявил войну Восточному Риму. В 917 году он 
разгромил армию  Византии под Ахелоем, разбил так, что место страшной битвы 
века спустя носило жуткое название «Кокыле» то есть «Кости»,  подчинил Сербию. 
В следующем году – вторгся в Элладу. Узнав, что Роман Лакапин выдал за 
Константина свою дочь, Симеон ясно дал знать, что не собирается оставаться у 
разбитого корыта, и присвоил себе «авансом» титул «императора болгар и ромеев». 
Его войска вторглись во Фракию, подходили к Константинополю. Роман Лакапин на 
людях негодовал на несусветную наглость варвара, предпринимая тем временем, 
отчаянные попытки завязать с Симеоном мирные переговоры, от которых царь 
уклонялся, и интриговал против него в Сербии и Хорватии. Хорватия вступила в 
союз с Византией. Во время похода против нее Симеон впервые был разбит в битве, 
а вскоре заболел и умер. Это был последний правитель Болгарии, достойный славы 
Аспаруха и Крума. 
         Особенно ревностным христианином Симеон не был, хотя и приютил в 
Болгарии изгнанных из Моравии немецким духовенством учеников Кирилла и Мефодия, 
и щедро поддерживал сплотившийся вокруг них кружок книжников. Однако делал он 
это скорее из соображений престижа, чем из усердия в христианской вере. Иначе 
трудно объяснить, отчего его старший сын, Михаил Боян (в Болгарии тогда, как 
впоследствии и на Руси, христиане носили наряду с крещеным, календарным именем 
старое, дохристианское), изумлявший всех своим умом, начитанностью и 
поэтическим даром, оказался убежденным сторонником прежней веры. Под давлением 
вельмож – в первую очередь наверняка ветеранов карательных походов Бориса, 
хорошо представлявших свое будущее при царе-язычнике – Симеон вынужден был 
заточить старшего сына в монастырь. Монастырское заключение никому не бывало 
легким, втройне тяжело оно было для язычника. Уже после смерти отца Боян бежал