из монастыря, одно время выступал как претендент на трон, но потом исчез. 
Власти объявили, что мятежник умер, но народ верил этому с трудом – за 
последним язычником болгарского царского рода держалась упорная слава волхва, 
чародея и оборотня. Его бегство из монастырской тюрьмы объясняли, как легко 
догадаться, колдовством. Но куда же на самом деле исчез Боян? Существует версия,
 ее высказал еще в начале ХIХ века Ю. И. Венелин, а вслед за ним – болгарин В. 
Николаев  и советский исследователь А. Л. Никитин, тот самый, что выдвинул 
столь увлекательное и убедительное предположение об Асмунде, как сыне вещего 
Олега. Версия эта отождествляет Бояна-Михаила Симеоновича с Бояном, Велесовым 
внуком, «соловьем старого времени» «Слова о полку Игореве». И действительно, в 
великой поэме много мест, звучащих, как отсылки ко временам нашего героя. Так, 
«поганые», которые «емляху дань по обеле (рабыне – Л. П.) от двора», больше 
похожи на хазар, чем на половцев или печенегов, никогда и никакой дани, тем 
паче столь чудовищной, на Руси не бравших.  Прямо приписываемые Бояну слова 
«Тяжко ти голове, кроме плечю, зло ти, телу кроме головы – Русской земле без 
Игоря», скорее можно отнести к Игорю Рюриковичу, великому князю всей Руси, чем 
к правителю микроскопического княжества Новгород Северского. Эта версия 
трактует фразу «Боянъ ходы на Святославль песнотворца», как «Боян, певец 
походов Святославовых». Бояну «Слова…», как и болгарскому царевичу, 
приписывается и поэтический дар, и способности оборотня-кудесника: 
«растекашется мысию (белкой – Л. П.) по древу, серым волком по земли, шизым 
орлом подъ облакы». Его песнетворчество – скорее шаманское чародейство, волшба, 
чем привычное нам рифмоплетство.
          Но тогда получается, что Боян действительно не умер. Возможно, он 
понял, что, выступая против брата-царя, он ослабляет родную страну, действуя на 
руку ненавистной Византии, помогая ей ломать стрелы Кубрата. Но жить на 
предавшей Богов родине, под властью брата-ничтожества он тоже не мог. И тогда 
естественным решением был уход в ближайшую страну, сохранившую древнюю веру 
славян. На Русь. Если это так, то можно предположить – по цитатам в «Слове…», 
что Боян пережил Игоря и дожил до походов его сына, возможно, и до Болгарского 
– иначе к чему множественное число? Вернулся ли он на родину, мы не знаем. Жаль,
 как же жаль… 
          Но что можно легко предположить – царевич-язычник, вплотную знакомый 
с христианством во всех его видах – вплоть до монастыря – был одним из 
главнейших и активнейших участников языческой партии. Возможно, ее следовало бы 
называть не партией Асмунда и Святослава, а партией Асмунда, Бояна и Святослава.
 Можно предположить, что волхв-болгарин и воспитатель Святослава стали близкими 
друзьями. Уж очень много общего у них было – оба убежденные противники 
христианства, оба – сыновья великих воинов, правителей и полководцев, отцы 
обоих воевали с Византией и осаждали Царьград. Правда, отец одного сам был ярым 
язычником, а отец другого даже имени древнего не имел. Что ж… годы монастырской 
тюрьмы наверняка восполнили тот недостаток неприязни к новой вере, который мог 
отличать воспитание Бояна от воспитания Асмунда.
          Как ни жаль, нам придется расстаться с вещим Бояном, читатель. У нас 
нет ни единой зацепки, позволяющей судить о его роли в событиях балканского 
похода Святослава. Зато мы многое знаем о его брате, занявшем престол в это 
неспокойное время, о брате, которому выпала незавидная доля быть противником 
Святослава в этой войне.
     
- Сын гения.
     
     Все свои девизы 
     Поменяла знать
     С «Veni, vidi, vici” 
     На «fuck твою мать”
     О. Медведев “Моя религия”
         
        Второго сына Симеона Великого звали Петр Сурсувул. И был он лишним 
подтверждением старой избитой истины, гласящей, что на детях гениев Природа 
отдыхает. Как раз он показал себя не просто ярым христианином, но и прилежным 
грекофилом. Вот кто всерьез воспринял мысль о духовном отцовстве ромеев.  Петр 
всю жизнь относился к империи с таким трепетным почтением, какое ей редко 
оказывали собственные подданные. Прежде, чем перейти к рассказу об его жизни, 
следует отметить одну любопытную деталь – из двух сыновей Симеона именно 
носитель славянского имени оказался убежденны язычником, а носитель имени 
собственно болгарского сделался истовым поклонником Византии и ее бога. Это еще 
раз подчеркивает еще при Круме и Омуртаге обозначившуюся связь между славянским 
происхождением, или хотя бы симпатией к славянам, и неприятием христианства. 
Вспомним, что каменной Богине в Х веке поклонялись именно «болгары, именуемые 
славянами». Языческие погребения, продолжавшиеся в Болгарии еще век, а где и 
два после описанных здесь событий, тоже славянские. Очень вероятно, что Боян и 
Сурсувул были детьми Симеона от разных жен. Хотя многоженство и воспринималось 
церковью резко отрицательно, оно очень долго отмирало в среде народов, 
принявших христианство. Достаточно сказать, что  у русских многоженство – не 
блуд или «бегание налево» от законной супруги, а именно стабильная семья с 
двумя и более проживающими вместе с мужем, ведущими одно хозяйство женами – 
сохранялось кое-где на Русском Севере вплоть до начала ХХ века. Двух жен имел в 
ХI веке Святослав Черниговский, сын Ярослава Мудрого. Тем более естественно это 
явление для Симеона, христианина всего лишь во втором поколении, и, как можно 
судить по старшему сыну, не очень усердного.