камень.
          Можно, конечно, сказать, что он не один такой. Целая школа, 
неонорманнистами себя называют. Так ведь это не легче, это хуже, когда 
компанией – и с тузами. Это даже статья другая!
           И название  ша… то есть школы не очень понятное. «Нео», как известно,
 означает «новый». Так вот все, что мы у Петрухина и многих других прочли, 
слово в слово можно было прочесть не у «новых», а у самых что ни на есть старых 
норманистов – Миллера, Шлецера, Тунманна – в XVIII еще веке. И прочие доводы те 
же, один к одному. Варяги – это-де общее название скандинавов, значит, и русь – 
норманны. Имена русов – скандинавские, «русские» названия порогов у Константина 
Багрянородного – тоже. Да и послов русских Людовик Благочестивый принял за 
«свеонов» (eos gentis egge Sveonorum).
         Не будем говорить про клинические случаи, когда из этой теории 
пытались вывести неполноценность славян перед норманно-тевтонскими 
«сверхчеловеками» (помните юного испанца из первой главы?). По-моему, теория 
эта обидна как раз для скандинавов. Воля ваша, но нет ничего 
«сверхчеловеческого» в том, чтобы за два века от призвания варягов до крещения 
напрочь раствориться в этих самых «неполноценных» холопах и данниках, позабыв 
буквально все, вплоть до родной речи и Богов. Между прочим, члены королевской 
семьи франков, на которых любят кивать неонорманнисты, до Х века говорили между 
собой и заключали дипломатические соглашения на германском языке, а романским 
наречием подданных почти не владели. Это через полтысячи лет после завоевания 
франками Римской Галлии! Для сравнения представьте Дмитрия Донского, пишущего к 
Михаилу Тверскому или Олегу Рязанскому письмо на шведском языке, норманнскими 
рунами. А ведь франки по сравнению с завоеванными были сущими дикарями, уж, 
казалось бы, кому, как не им, у римлян учиться… да, первое негерманское имя 
появилось у франкских государей еще век спустя, в третьей династии, и не было 
оно ни римским, ни галльским. А у нас первое бесспорно славянское имя возникает 
в третьем поколении первой династии. Это имя –  имя нашего героя. Святослав. Да 
неужто норманны были беспамятней франков? Великолепная самобытная культура, 
прекрасный эпос, религия с развитым культом, пантеоном и мифологией – и от 
всего этого, за каких-то неполных два века – ни следа?! Нет, эта теория – 
сплошной поклеп на скандинавскую гордость. Это их, а не славян, она изображает 
неполноценными.
         Но, еще раз – оставим в покое клинику. Почтенные немцы, создавшие в 
заснеженном Санкт Питербурге теорию, как просвещенные норманны цивилизовали 
диких славянских мужиков, были истинными учеными. Для своего, XVIII, века.
           А теперь представьте: вы берете с полки книгу по географии и читаете 
там, скажем, что южнее Австралии суши нет, а Амударья впадает в Каспийское море.
 Или книжку по химии, где современный автор повествует про флогистон Шталя. Или 
геолог рассуждает о полой Земле по Цеприцу. Или астроном пишет, что метеоритов 
не может быть, «оттого, что на небе нет камней». Правда, странно? Поневоле 
заглянешь в выходные данные – уж не первого ли апреля выпущен том? Научные 
теории имеют свойство меняться. И в этом нет ничего странного. Со временем 
появляются новые данные, новые факты, и теория, основанная на устаревшей 
информации, вынуждена уйти. Это жизнь науки. Порой, при сохранении данных, 
приходится пересматривать выводы. На небе действительно нет камней, но 
метеориты все-таки падают. Это факт, наука не может не признавать факта и 
оставаться наукой.
           А норманнская теория неизменна. В книгах Петрухина и его поде… э-э-э,
 единомышленников мы, слово в слово, встречаем те же доводы и доказательства, 
той же почти трехсотлетней теории. Некоторые подновления погоды не делают. Так, 
Тунманн выводил эстонское «роотси» от Рослагена (побережье шведского Упланда), 
но выяснилось, что название это возникло в XIV веке. Тогда и произошла 
некрасивая история со словечком «ротс». Его попросту выдумали, чтоб спасти 
теорию, как спасают проигрышную партию пятым тузом из рукава. В остальном же – 
неподвижность. Так что же – неужели норманнская теория – не наука?
          Но, быть может ученые немцы из Петербурга – гении? Может, они 
прозрели почти на три века вперед все открытия, находки, источники и создали 
сверхустойчивую теорию? Может, они уже тогда знали все, что нам известно о той 
эпохе, и делали выводы на основе этого мистического знания?
           Отчего бы и нет… я тоже человек, читатель, мне тоже хочется верить в 
сказку, в чудо. Мне приятно было бы думать, что в столице моей страны два с 
лишним столетия назад жили три величайших гения моей, исторической науки, 
совершивших неповторимое. И пусть они немцы, что ж с того? Разве мы меньше 
ценим Беллинсгаузена или Даля из-за их немецких корней?
          Было бы…
          Увы, читатель, чуда не произошло. Полнейшая незыблемость доводов и 
выводов норманнизма еще заметнее на фоне полнейшей же перемены наших знаний о 
том периоде. Шлецер считал славян совершеннейшими дикарями, живущими в лесах 
«жизнью зверей и птиц». К смущению своего почитателя Карамзина, почтенный немец 
даже утверждал, что славяне платили варягам дань белками оттого, что «не имели 
орудий» для охоты на медведей.
           Сейчас мы можем уверенно говорить, что славяне находились на том же 
уровне материальной культуры, что и скандинавы. Кое в чем незначительно 
опережали, кое в чем незначительно уступали. Но воинов в «железных нагрудниках» 
и шлемах с забралами, сходящих с многомачтовых кораблей к испуганным лесовикам 
в звериных шкурах, что мерещилось современникам Шлецера, конечно, не было.
           Тунманн полагал, что славяне пришли к Ильменю с юга, от Дуная, через 
заселенные финской «чудью» земли. Логично было предположить, что и название для