мудрецов израильских». 
           Византийские и армянские летописцы и, в особенности, сама земля, 
сохранили свидетельства, позволяющие, скажем так, существенно дополнить эту 
мирную картину.
          Теперь не в Хорезме, но в самом каганате полыхала гражданская война. 
Старая языческая знать не смирились с превращением иудаизма в государственную 
религию. И дело тут не в каком-то особом «антисемитизме» знатных хазар. Скорее 
уж дело в ненависти рахдонитов-иудеев к язычеству, ненависти, основанной на 
запретах Ветхого Завета, его непримиримых требованиях не поклоняться «идолам», 
сокрушать «кумиры», ниспровергать «столбы», вырубать священные рощи и 
опрокидывать жертвенники. «Волхвов» и «ворожей» должно было изгонять, побивать 
камнями, разрубать на куски. Рахдониты не стремились обратить в свою веру весь 
хазарский народ, но наверняка требовали исполнения этих заветов от своих 
хазарских внуков. И вряд ли жрецы и не породнившиеся с рахдонитами хазары 
пришли в восторг, увидев, что те, кого они считали братьями, стали избегать 
обрядов хазарских богов, уничтожать изваяния предков.
          Война была беспощадной, потери несли и те, и другие. Обадия потерял и 
сына Езекию, и внука Манассию, так что престол перешел после войны к его брату, 
Ханукке. Но противники Обадии были обречены. Новые хозяева страны плотной 
стеной стояли вокруг престола уже принявшего иудаизм кагана, – и их враги 
становились в глазах большинства хазар врагами кагана и каган-бека, изменниками 
и мятежниками. У них за спиной не было опыта гражданской войны. Язычники, 
чтившие род, они видели в новой знати хоть и неполноценных, но соплеменников. 
Откуда им было знать, что принесенный чужаками закон не позволял 
«соплеменникам» видеть в них хотя бы людей? Они пытались договориться, 
приносили клятвы. Откуда им было знать, что новая вера прямо вменяет в 
обязанность обмануть язычника, а раз в год, в веселый праздник Йом-Кипур, 
освобождает от любых обещаний и клятв? Они не имели представления о 
изощреннейшем искусстве интриги, виртуозное владение которым позволит потомкам 
их врагов натравливать друг на друга племена данников каганата. 
         Но все это было неважно.
         Гораздо важнее, - и гораздо страшнее – был новый, незнакомый степнякам 
метод ведения войны.
         До сих пор пределом жестокости в степной войне было вырезать всех 
мужчин в племени, что не переросли высокой оси огромных, почти двухметровых 
колес кочевых кибиток.  Такие свирепые расправы врезались в память степняков, о 
них пели у ночного костра, в промежутках между рассказами об одноглазых 
людоедах и кровожадных мертвецах… но даже в этом случае оставляли в живых 
малышей и женщин, пополнявших гаремы победителей.
        И ни у каких костров в самые темные ночи не пели такого:
         «И сказал им Моисей: для чего вы оставили в живых всех женщин? Итак, 
убейте всех детей мужеского пола и всех женщин…»(Чис. 31: 15,17), «А в городах 
сих народов, которых Господь бог твой дает тебе во владение, не оставляй в 
живых ни одной души» (Втор. 20:16), «И взяли город. И… все, что в городе, и 
мужей, и жен, и молодых, и старых, и волов, и овец, и ослов, все истребили 
мечом» (Ис. Нав. 6:19-20), «опустошал Давид ту страну, и не оставлял в живых ни 
мужчины, ни женщины»(1 Цар. 27:9).
         Можно длить и длить цитаты, но зачем? Кому в радость дикое смакование 
кровавейших сцен насилия и резни? Чьи души ублажит сладострастный рефрен: «ни 
осталось в живых ни одной души, никого не оставил, кто бы уцелел и избежал, все 
дышащее предал мечу»?
        Если найдется таковой, пусть перечитает то, что мы уже цитировали – про 
землю обетованную, про кроткого царя Давида.
        На несчастной хазарской земле вновь облачались в истекающую кровью 
плоть чудовищные предания Ветхого Завета. О, новая власть Хазарии помнила, 
хорошо помнила и не повторяла ошибок прадедов. Из восставших городов, 
захваченных войсками Обадии, беженцев не было. Спустя тысячу с лишним лет 
археологи раскопали их руины – так называемые Семикаракорское и Правобережное 
Цимлянское городища. И груды костей.
           Чего ожидали семьи защитников, когда победители сквозь проломы в 
стенах ринулись внутрь? Плена, грабежа, унижений? Оплакивали близких, 
собирались искать их среди тел у стен и мечтали найти лишь раненными?..
           Они не знали, что им не придется никого искать…
          «Так что истребили всех их, не оставили не одной души».
           Кости, кости, кости… Не только у стен. Не только на улицах. В каждом 
дворе. В каждом доме. Кости детей. Кости женщин. Кости стариков.
          «И истребишь все народы, которые Господь, бог твой, дает тебе; да не 
пощадит их глаз твой» (Втор. 7:16). Вот «закон и правило», согласно которым 
Обадия  «обновил царство и укрепил веру». И «мудрецы израильские» в «домах 
собраний» с удовольствием повторяли древние строки книги пророка Наума: 
«Несется конница, сверкает меч и блестят копья, и убитых множество, и груды 
трупов; нет конца трупам, спотыкаются о трупы их… даже младенцы их разбиты на 
перекрестках всех улиц»(3:3-16) и завершали победоносным: «Празднуй, Иудея, 
праздники твои,.. ибо не будет более проходить по тебе нечестивый: он совсем 
уничтожен!» (1:15).
          В двадцатом веке это назовут тотальной войной. Дрезден, превращенный 
в чудовищную печь бомбардировками союзников. Ядерные грибы над Хиросимой и 
Нагасаки. На крыльях бомбардировщиков ХХ столетия красовался тот же символ, что 
и на знаменах новых хозяев каганата: Щит Соломона. Пятиконечная звезда.
         Но у каган-бека Обадии не было ни самолетов, ни ядерных бомб. Кто же