божьему чуду. Почему-то на иных исследователей мысль о грамотности далеких 
предков наводит что-то вроде суеверного ужаса, и оттого уже не первый век 
длятся попытки увидеть в «русьских» письменах жития то «сурьские» – сирийские, 
то готские, то еще бог весть какие. Оснований в источниках для этого пересмотра 
– никаких. И готы, и сирийцы названы в житии своими именами, да и мало кто в 
Восточном Риме не знал сирийского языка, уж во всяком случае его знал 
Константин, уже побывавший послом в арабском халифате. Вот славянские языки он 
знал плохо, тут ему помогал лучше знавший их брат, Мефодий. Более того, нам 
известно ни много, ни мало – 26 списков жития. И во всех их черным по белому 
написано именно «русьскими». Только крайней, мягко говоря, предвзятостью 
исследователей я могу объяснить такое нежелание видеть не просто лежащее перед 
глазами, но и многократно повторенное!
          С. Высоцкий указывает, что «русским письмом» в Средневековье звали 
именно то письмо, которое мы зовем «кириллицей», славянским же – глаголицу. 
Кирилл и Мефодий, как известно, создали  славянскую письменность, то есть… то 
есть глаголицу! И действительно, созданное проповедниками христианства письмо 
мы ожидали бы увидеть сначала в богослужебных книгах, в церковных надписях, а 
не на пломбе, глиняной корчаге или голомени меча (кстати, кузнецы очень 
неохотно принимали христианство. Не зря молитва св. Патрика призвана защитить 
христианина «от чар друидов и кузнецов»). И именно там мы встречаем глаголицу! 
Тот самый «черноризец Храбр» в своем труде «О письменах» как раз и сообщает, 
что после «черт и рез» славяне стали пользоваться греческим письмом «без 
устроения», приспосабливая его к нуждам своего языка. От такого письма, 
очевидно, и произошло то, что мы называем «кириллицей», а люди Средневековья, 
гораздо более разумно, русским письмом. Вряд ли русы- язычники, оставившие свои 
имена на дереве, железе и глине, хотя бы слышали о Кирилле. Так что охотники 
рассуждать, скольким-де мы обязаны «солунским братьям», не иначе, пишут 
глаголицей. Именно она пошла от «славянской письменности», созданной Мефодием и 
Кириллом. Я же пишу эту книгу, читатель, буквами, восходящими к «русьским 
письменам» язычников Горуха, Славимира, Полтвеца и Людоты.
           Нам в этой книге не раз придется столкнуться с одним малопочтенным 
пристрастием христианствующей нашей интеллигенции. Они постоянно стараются 
сделать из святых деятелей то государственных, то культурных. Заслуг перед 
Христом им, видимо, маловато. Отчего страдает память предков, которых 
изображают бескультурными дикарями, и, что не менее важно, страдает истина. Еще 
раз замечу – христианство и церковь в данном случае не при чем. Это именно 
христианствующая интеллигенция носится с «государственным гением» Ольги и 
Владимира, и с изобретенной-де Мефодием и Кириллом письменностью. Церковное 
житие, как мы помним, честно указывает, что не просто письмо, но даже книги, 
более того, богослужебные христианские книги «русским письмом» существовали уже 
во времена «солунских братьев». Титул «просветителей славянства» в традиции 
церкви всегда носил сугубо религиозный смысл. И сами братья видели свою миссию 
именно в этом – в несении славянам «света евангельской истины» любыми способами.
 Мало кто знает, что святой Мефодий принимал деятельное участие в составлении 
так называемого «Закона судного людям». В этом документе, помимо прочего, 
говорится, что село, в котором произошло языческое жертвоприношение, или хотя 
бы была принесена присяга языческими Богами, должно быть целиком продано в 
рабство. Сохранились гневные проповеди святого к властям только что крещеной им 
Великой Моравии требованием неукоснительно соблюдать именно эту статью 
«Закона…». К чести новокрещенных моравских князей и витязей, к проповедям этим 
они отнеслись так, как от веку кадровый  офицер-фронтовик встречает 
истерично-кровожадные распоряжения комиссара (политрука, шарфюрера и т.п.) из 
интеллигентов. То есть, оправившись от легкой брезгливой оторопи, козырнули и… 
не выполнили. Иначе с Моравией произошло бы то же самое, что и с родиной 
«солунских братьев». Мало кто знает, что в VI-IX веках славяне заселяли Балканы 
почти целиком. Не только на землях теперешних Болгарии и Югославии, но даже на  
Пелопоннесе обитали славянские народцы милингов и езеричей, называвшие родной 
полуостров Мореей. Вспоминая о тех временах, Константин Багрянородный напишет в 
Х столетии: «Ославянилась, оварварилась целая страна». Не сохранилось, однако, 
ни малейшего упоминания, что славяне-язычники творили грекам-христианам хоть 
какие-то утеснения по религиозному или национальному признаку. Ну разве что 
мешали истреблять соплеменников, оставшихся верными религии предков. На том же 
Пелопоннесе Константин упоминает город Майну с округой, где до конца IX века – 
до времен нашего вещего Олега! – эллины чтили Олимпийцев. В конце этого 
столетия Балканы и Пелопоннес вернулись под власть Второго Рима. И уже сто лет 
спустя о славянах Мореи  вспоминают в прошедшем времени. Что с ними стряслось? 
«Закон судный людям». И святой Мефодий.
         Кажется, геноцид относится к разряду преступлений против человечества. 
Кажется, подобные преступления не имеют срока давности. Кажется, идеология, 
вдохновляющая геноцид, должна отвергаться людьми, ну хотя бы сородичами 
истребленных…
         Впрочем, все это, видимо, действительно только кажется; и славянофилы, 
так любившие поминать «злым католикам» бодричей, лютичей и пруссов, ни словом 
не помянули тех, что с благословения православного святого, равноапостольного 
Мефодия, деревнями продавали арабам и персам. Что ж, помянем их хоть здесь, 
читатель.
         Сагудаты. Рунхины. Драговиты. Струменцы. Смоляне. Верзичи. Баюничи. 
Велегестичи. И, наконец, милинги с езеричами.  Десять сгинувших славянских 
народов. Помни, читатель – не «Mein Kampf» – «Закон судный людям». Не Гитлер и 
Розенберг – Кирилл и Мефодий.