азербайджанского города Бердаа в 944 году. Овладевшие городом русы потребовали 
от жителей лишь повиновения: «На вас лежит обязанность хорошо повиноваться нам, 
а на нас – хорошо относиться к вам». Русы, по словам Ибн Мискавейха, свое слово 
сдержали и «вели себя выдержанно». Из описания событий можно заключить, что это 
еще мягко сказано. Одержимая исламским фанатизмом городская чернь с воплями 
«Аллах акбар!» нападала – точнее, пыталась напасть, -  на русов с тыла всякий 
раз, когда те выходили из города, чтоб отразить нападение войск местного 
правителя. Нападения русы отражали успешно, а к выходкам черни относились с 
редкостным стоицизмом и долготерпением, ограничиваясь тем, что разгоняли 
оборванных фанатиков. Любопытно, в ответ на какое нападение современный 
командир приказал бы расстрелять толпу и взял заложников среди гражданского 
населения? Правильно, читатель, на первое! Русы же перешли к репрессиям,  лишь 
когда обнаглевшие горожане начали нападать на некоторых из них, отделявшихся от 
соплеменников, и убивать. И даже тогда русы сперва предложили горожанам 
покинуть Бердаа и отправляться под руку столь горячо любимого ими правителя. 
Когда же привыкшие к безнаказанности мусульмане не обратили внимания на это 
предложение – лишь тогда жители города были захвачены в плен. При этом женщин и 
детей отвели в цитадель, а мужчинам, согнанным в соборную мечеть, было 
предложено выкупать себя и свои семьи. Наиболее благоразумные, уплатив выкуп, 
получили возможность покинуть Бердаа  и… печать на глине, обеспечивающую их 
безопасность и сохранность оставшегося имущества. Мужчины, не пожелавшие внести 
выкуп, - Ибн Мискавейх особо отмечает, что не «не смогшие», а именно «не 
пожелавшие» - были перебиты, женщины и дети остались в плену завоевателей. Итог 
печальный, но закономерный. И более того, многие современные жители тех краев, 
думается, предпочли бы иметь дело с теми древними язычниками, чем с 
бандформированиями своих земляков и единоверцев.
               Как видим, бескорыстие воинов Святослава не составляло 
исключения. Для руса-воина тех времен завоевание было не разбойным налетом и 
возможностью личного обогащения. Оно не только давало права, но и накладывало 
обязанности по отношению к завоеванным. Русы присваивали лишь – «что с бою 
взято, то свято» - имущество разбитой и как бы замененной ими воинской знати. 
Мирное же население облагалось данью, часто – не очень тяжелой. Что до суровой 
расправы с мятежным Бердаа, так ведь и сегодня порядок военного времени 
однозначно квалифицирует гражданское лицо, с оружием нападающее на солдата, как 
бандита. К таковым неприменимы нормы обращения с мирным населением, их участь – 
расстрел на месте. Кстати, тем, кого интересует дальнейшая судьба Бердаа, 
сообщаю, – русы, благополучно подавив вылазки «моджахедов» и отбив 
правительственные войска, все же покинули город из-за эпидемии.  
             Позвольте же поверить не современным историкам, на которых, видать,
 шапки синим пламенем полыхают. И не отвлеченным толкам Диакона о «варварской 
жадности». Мы поверим фактам, сообщаемым Ибн Мискавейхом, летописью, тем же 
Диаконом. А факты говорят, что расширение границ Руси, стяжание славы и 
жертвенное Служение ратным Богам (у Святослава еще укрепление Древней Веры  и 
объединение славян), были бесконечно важнее русам, чем набивание седельных 
мешков окровавленным барахлом (захвата сырьевых ресурсов колоний, контроля над 
нефтяными месторождениями и пр.) – смысл и суть войны для просвещенного 
человечества XVIII-XXI веков.
             Вместе с тем рус воин, рус князь мог – обязан был! – быть 
беспощадным к нарушителям договора, «ряда», предателям. К тем, кто не выполнял 
своего долга. Обязанность воина – вооруженной рукой поддерживать миропорядок, а 
его нарушает не только, и не столько внешний враг – как раз к нему могли быть 
снисходительны, как мы видели это в первые дни в Бердаа, - сколько 
клятвопреступник, нарушитель обычаев. Жители Бердаа, приняв покровительство  и 
власть русов, приняли на себя и обязательство повиноваться им. Не выполнив его, 
они превратились в клятвопреступников. А в глазах руса клятва была одной из 
важнейших частей миропорядка. Не зря он клялся «доколе мир стоит, доколе солнце 
светит». На устои мира, на солнечный свет посягал нарушивший клятву, и прощения 
ему не было. Святослав был воспитан так же. И он мог внушать страх. Мы еще 
услышим испуганные голоса в войске воеводы Претича в 968 году под Киевом. Мы 
еще увидим лес кольев под стенами вероломного Филлипополя.
              Бескорыстие воина-руса распространялось на саму жизнь. Честь – то 
есть верность обряду войны – ценилась дороже. Чего стоит знаменитое «Иду на 
вы!» нашего героя. Сколько не тщились увидеть в нем какую-то военную хитрость, 
увы… Внезапное нападение всегда выгоднее, всегда безопаснее. Но и богатыри 
русских былин предпочитают опасность битвы почти беспроигрышному нападению на 
пьяного, спящего, голого, пешего – одним словом, неготового к бою, 
непредупрежденного противника: «а не честь-хвала молодецкая!». И здесь – все то 
же. Не выгода. Не безопасность – своя и воинов. Честь – верность обряду войны. 
Богам войны.
              Помимо бескорыстия, предписывал древний обычай человеку воинского 
рода всецело посвящать себя обрядам Войны и Власти, да еще охоте, воздерживаясь 
от любых других занятий. Так гласят индийские «Законы Ману», но и на Руси, 
через век после Святослава, юного Феодосия, сына княжеского дружинника и 
будущего основателя  Киево-Печерской лавры, пытались воспитывать так же. Когда 
будущий святой норовил выйти с рабами на поле или брался молоть муку и месить 
тесто, мать и родичи стыдили его: «Позоришь себя и род свой!».
            Святослав потом скажет послу императора: «Мы – мужи крови, оружием 
побеждающие врагов, а не ремесленники, в поте лица зарабатывающие на хлеб». Это,
 конечно, не презрение к труженикам. Просто врожденное для язычника, человека 
кастового общества, осознание простой истины: каждому – свое. Для сравнения: