и виноградники вокруг Семендера, но обитатели этих незащищенных 
поселений могли легко укрыться в густом лесу на берегу Терека. Жители Саркела, 
вероятно, разбежались заблаговременно, ибо сражаться стало не за что и не для 
чего. Гибель иудейской общины Итиля дала свободу хазарам и всем окрестным 
народам. Зигзаг сгладился, и история потекла по нормальному руслу.
   Хазарские евреи, уцелевшие в 965 г., рассеялись по окраинам своей бывшей 
державы. Некоторые из них осели в Дагестане (горские евреи), другие – в Крыму 
(караимы). Потеряв связь с ведущей общиной, эти маленькие этносы превратились в 
реликты, уживавшиеся с многочисленными соседями. Распад иудео-хазарской химеры 
принес им, как и хазарам, покой.

   Поклонники плененного света
   Хазарская трагедия описана нами, но не объяснена. Неясными остаются причины 
того, почему многочисленная еврейская община, лишенная искренних друзей, 
ненавидимая соседями, не поддержанная подданными, полтораста лет господствовала 
над международной торговлей и возглавляла добрую половину разрозненных 
иудейских общин. Без искренних попутчиков и союзников такое дело неосуществимо. 
Значит, у иудейской Хазарии такие союзники были.
   «Враги наших врагов – наши друзья», – гласит старинная пословица. Даже если 
они нас не любят и ничего от нас не получают, они, борясь со своими, а тем 
самым нашими врагами, помогают нам. В IX – XI вв. непримиримыми по отношению к 
христианству, исламу и хинаяническому буддизму были сторонники учения пророка и 
философа Мани, казненного в Иране в 276 г. Учение его распространилось на 
восток до Желтого моря, а на запад до Бискайского залива, но нигде не могло 
укрепиться из-за своей непримиримости. К IX в. манихейская община, как таковая, 
исчезла, но она дала начало множеству учений и толкований, породивших несколько 
сильных движений, резко враждебных христианству и исламу. Повсюду, где только 
не появлялись манихейские проповедники, они находили искренних сторонников, и 
всюду текла кровь в таких масштабах, которые шокировали даже привыкших ко 
многому людей раннего Средневековья. А собственно говоря, почему надо было 
из-за поэтических взглядов на мир жертвовать собой и убивать других? Но ведь 
убивали же!
   Манихейские проповедники в Южной Франции и даже в Италии так 
наэлектризовывали массы, что подчас даже папа боялся покинуть укрепленный замок,
 чтобы на городских улицах не подвергнуться оскорблениям возбужденной толпы, 
среди которой были и рыцари, тем более что затронутые пропагандой феодалы 
отказывались их усмирять.
   Во второй половине XI в. манихейское учение охватило Ломбардию, где пороки 
высшего духовенства вызывали законное возмущение мирян. В 1062 г. священник 
Ариальд выступил в Милане против брака священников, но встретил сопротивление 
архиепископа Гвидо и был убит. Борьба продолжалась, причем архиепископа и его 
наследника поддерживал император Генрих IV – тайный сатанист, а реформаторов – 
папы Александр II и Григорий VII. Видимо, и папы, и император не интересовались 
сущностью проблемы, а просто искали сторонников. За соперничество вождей 
заплатили жители Милана, который сгорел во время уличного боя в 1075 г. В XII в.
 манихеи, названные в Италии патаренами, распространились по всем городам 
вплоть до Рима, причем наименее склонными к ереси оказались крестьяне, а 
наиболее активными еретиками – дворяне и священники, т. е. самая пассионарная 
часть населения.
   В Лангедоке, находившемся под призрачным покровительством королей Германии, 
центром манихейства стал город Альби, из-за чего французских манихеев стали 
называть альбигойцами, наряду с их греческим наименованием – катары, что значит 
«чистые». Их община делилась на «совершенных», «верных» и мирян. «Совершенные» 
жили в безбрачии и посте, обучая «верных» и напутствуя умирающих, которые на 
одре смерти принимали посвящение в «совершенные», чтобы спастись от уз 
материального мира. Миряне, сочувствующие катарам, переводили на народные языки 
книги Ветхого Завета как героические сказания, чем понемногу изменяли идеалы 
рыцарства, а тем самым и стереотип поведения своих читателей. Остальное 
довершила антипатия провансальцев к французам как к чуждому и агрессивному 
этносу. К 1176 г. бо?льшая часть дворянства и духовенства Лангедока стали 
катарами, а меньшая часть и крестьяне предпочитали молчать и не протестовать.
   Религиозные воззрения и разногласия сами по себе не повод для раздоров и 
истребительных войн, но часто являются индикатором глубоких причин, порождающих 
грандиозные исторические явления. Распространенное мнение, что пламенная 
религиозность Средневековья породила католический фанатизм, от которого 
запылали костры первой инквизиции,– вполне ошибочно. К концу XI в. духовное и 
светское общество Европы находилось в полном нравственном упадке. Многие 
священники были безграмотны, прелаты получали назначения благодаря родственным 
связям, богословская мысль была задавлена буквальными толкованиями Библии, 
соответствовавшими уровню невежественных теологов, а духовная жизнь была 
скована уставами клюнийских монахов, настойчиво подменявших вольномыслие 
добронравием. В ту эпоху все энергичные натуры делались или мистиками, или 
развратниками [подробно см.: 47, с. 170—173]. А энергичных и пассионарных людей 
в то время было много больше, чем требовалось для повседневной жизни. 
Поэтому-то их и старались сплавить в Палестину, освобождать Гроб Господень от 
мусульман, с надеждой, что они не вернутся.
   Но ехали на Восток не все. Многие искали разгадок бытия, не покидая родных 
городов, потому что восточная мудрость сама текла на Запад. Она несла ответ на 
самый больной вопрос теологии: Бог, создавший мир, благ; откуда же появились 
зло и сатана?
   Принятая